Ну, а младший сержант, тот прятал телефонную трубку за пазуху и пряжкой солдатского ремня, руками выгребал песок.
Зарыться бы поглубже!
Подошла Незабудка и молча протянула каску. Он поблагодарил ее взглядом, взял каску и принялся лихорадочно выгребать ею песок из-под ног, углублять полузасыпанный окопчик.
— Свою-то каску… Бросить пришлось, — оправдывался он, не прерывая работы. — И саперную лопатку. Это когда Новикова ранило. А новиковскую катушку навьючил на себя.
Она села рядом на песок, руками обхватила круглые колени, поджала под себя босые ноги и молча смотрела, как трудится младший сержант. Мускулистое тело его лоснилось от пота, а мокрые иссиня-черные волосы были в песке. Он отрыл окопчик по грудь, упрятал вниз свой ящичек с телефоном, вытряхнул песок из каски, обтер ее и протянул Незабудке.
— Держите, товарищ старший сержант.
— Оставь каску себе.
— У вас у самих голова голая. Так что мне этот головной убор не подойдет. Не мой размер…
— Каска, она еще — и шанцевый инструмент. У меня лопатка водится на медпункте. Видишь, мои там орудуют…
Младший сержант оглянулся. И в самом деле — Аким Акимович и боец с забинтованной головой углубляли окоп под санитарной сумкой-вывеской.
— Все равно такого подарка не приму. — Младший сержант решительно положил каску на край окопчика.
Незабудка раздраженно передернула плечами.
— Уговаривать некогда. — Она фыркнула, надела каску, не забыв при этом поправить волосы, и легко вскочила на ноги. Однако уходить не торопилась, зачем-то снова сняла каску. Только что она рассердилась на младшего сержанта, — тоже мне красная девица! — а сейчас ей очень нравилось, что он отказался взять каску. И после молчания произнесла: — Утром я тебя взяла на подозрение. И плавать, подумала, не умеешь… А еще подумала — из самого робкого десятка.
Он сделал вид, что последней фразы вообще не расслышал.
— Так я же родом из Керчи! Сперва научился нырять с пристани, а потом — читать и писать. Про таких ребят у нас в порту говорили: обросли ракушками… Бедняга Новиков тащил катушку и аппарат. Я все имущество за ним подобрал. Идешь вброд, плывешь, а провод тяжелеет. И за все цепляется…
— Еще я прицепилась без толку… Характер у меня тяжелый…
— Фашисты не ко времени затеяли огневой налет…
Она отрицательно покачала головой, не соглашаясь с оправданием, которое сейчас придумал младший сержант.
— На фашистов свалить все можно…
Незабудка отвернулась и поплелась к своему окопу. Она ставила голые пятки на песок так осторожно, словно ступала по минному полю или каждый шаг причинял ей боль. Она шла с поникшей головой, держа в руке каску; даже спина ее выражала огорчение…
6
На солдатское счастье, тучи плотно затянули небо, оно стало серым, как портянка. При такой низкой облачности нечего делать немецкому корректировщику-разведчику. Хвостовое оперение у этого самолета весьма своеобразной формы, отсюда и название «костыль» или «хромая нога». А то еще бойцы, имея в виду назначение самолета, называют его «ябедником», «доносчиком», «табельщиком».
Нет, «табельщик» сегодня не разлетается…
И вот уже с разрешения замполита и командира роты бойцы затеяли костер. Соберется дождь или нет — еще неизвестно, а пока можно обсушиться, погреться, сварить в котелке уху из рыбы, оглушенной снарядами.
В дело пошел валежник, сухой тростник, выброшенные на берег еще весенним паводком. А костерик по соседству с медпунктом взялся сразу бездымным огнем: кто-то подобрал на брошенной немецкой позиции дополнительные заряды для мин, и они пошли на растопку.
Близко разорвалась мина, и костер разметало взрывной волной. Все принялись собирать чадящие поленья, разбросанные по мокрому песку.
Каждое местечко у костра ценней ценного, к огню жались так близко, что от сохнувшей одежды поднимался пар. Того и гляди, загорятся гимнастерки, шаровары, портянки, сапоги, белье, пилотки…
— Тебе хорошо, — доносилось от костра. — Ты личность водоплавающая. А у меня, грешного, когда земля из-под ног утекла… Уже не знаю, в какой части света себя числить. Жив еще или утоп?..
Это исповедовался толстяк, похожий на огромного младенца.
— Эх ты, сухопутная душа! Да и та еле в теле… — хохотнул Коротеев, белобрысый паренек.
— А в чем моя промашка? Проживаем мы на Алтае. Кулундинская степь. Кроме как в бане, и выкупаться негде. Места у нас безводные, засушливые. Палки для кнута не найти во всей округе…
Младший сержант нет-нет да и поглядывал с завистью на бойцов, сидящих у огня.
«А почему там нет Незабудки?» — вдруг спохватился он.
Увидел Незабудку на песке у самой воды. Она с ожесточением выкрутила портянки, намотала их. Долго, пыхтя и отдуваясь, возилась со своими сапожками. Наконец обулась и, повеселевшая, вскочила на ноги. Мокрая гимнастерка и шаровары прилипли к телу, четко обрисовав девичью фигуру.
Во всем облике ее было одновременно что-то мальчишеское и очень женственное — в бедрах узка, в плечах чуть широковата, грудь хорошо обозначена.
Незабудка подошла к костру. Раздался чей-то окрик:
— Эй, бочарник, отодвинься! А то уши пригорят.
Коротеев послушно отодвинулся от огня.
— Да суши ты свои звукоуловители!.. Я уступаю место Незабудке. Пережду во втором эшелоне…
— Садись, Незабудка, загорай! У тебя даже прическа мокрая.
Как ни было тесно у огня, для Незабудки местечко нашлось. Она выжала свои льняные волосы, спутанные, потемневшие от воды, и села на корточки, протянув руки к огню.
— Я вся отсырела. — Незабудка громко засмеялась и обернулась в сторону младшего сержанта. Она говорила с вызовом, явно хотела, чтобы тот ее услышал. — Теперь никто меня не зажжет. Несгораемая!..
— А мы тебе боты подарим, — пообещал Коротеев. — И зонтик самый крупнокалиберный. До свадьбы просохнешь!
— Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как-нибудь! — бойко затараторила Незабудка, но осеклась, глянув на младшего сержанта.
Закипел котелок, за ним второй, зашипели угли в костре. Поспела уха, и Незабудку стали потчевать наперебой. Несколько рук протянулось с ложками.
Как знать, может быть, ложка, простая алюминиевая ложка, вынутая из-за голенища или из-за пояса и отданная товарищу в минуту, когда сытный запах ухи кружит голову, дрожат от голода руки и ты едва успеваешь проглатывать слюну, — самая точная примета фронтовой нежности; на переднем крае и нежность деловитая.
Все в батальоне знали ее вспыльчивость — девка кипятная.
Однажды к Незабудке — дело было еще на Смоленщине — привели на медпункт самострела- леворучника. Она отхлестала его по щекам, как мальчишку, а перевязать отказалась — пусть как хочет добирается до трибунала.
Да и в словах Незабудка не слишком разборчива. Может нагрубить, выругать последними словами, примем чины и звания в такую минуту роли не играют. Капитану может достаться больше, чем рядовому, если дело касается раненых, если, по мнению Незабудки, кто-то недостаточно к ним заботлив.
Аким Акимович рассказывал, как ей пришлось эвакуировать раненых. Они лежали в кустах, у
