мужчину.
Но ему только шестнадцать. Он еще ребенок. Возможно, у меня осталось время, чтобы что-то исправить. Потом он понял, что врет сам себе, и вспомнил слова одного друга: «Некоторые виноградники растут в плохой почве, некоторые заболевают до того, как ягоды идут под пресс, а некоторые портит беззаботный винодел. Не из всех виноградин получается хорошее вино».
«А я — беззаботный винодел», — с горечью подумал он.
Син пошел через площадь.
— Идем домой, — резко произнес он. Глядя на красивое лицо сына, он понял, что больше не любит его, и от этого его тошнило.
— Поздравляю, полковник. Я знал, что мы победим. — Арчи Лонгворси поклонился.
Син посмотрел на него:
— Завтра в десять я буду в офисе. Я хочу, чтобы ты пришел. Нам надо поговорить.
— Хорошо, сэр. — Арчи радостно улыбнулся. Но когда на следующий вечер он уезжал из Ледибурга с месячным жалованьем, ему было не до смеха.
Глава 80
Так как суд над Дирком вызвал бурю эмоций, шансы Гарри на победу на выборах сильно возросли. Шовинистическая пресса мрачно писала: «Будет удивительно, если думающие люди выберут худшего из двух кандидатов». Только либеральные газеты поместили репортажи об увеличении пенсиона вдове и сироте Нормана Ван Ика.
Но все знали, что Сину Коуртни еще многое предстоит сделать. Он был уверен, что двести уволенных с фабрики и плантации рабочих будут голосовать против него. Так же, как половина горожан и фермеров. Такая ситуация сложилась еще до того, как газета питермарицбургских фермеров и торговцев поместила на передней странице историю Арчибальда Фредерика Лонгворси.
Мистер Лонгворси рассказывал, что под угрозой физической расправы и потери работы он вынужден был солгать суду. Как после дела его все равно уволили. Настоящие причины клятвопреступления не сообщались.
Син связался с адвокатами в Питермарицбурге и заставил их немедленно возбудить дело против газеты за искажение фактов, клевету, неуважение к суду, предательство и за все, что можно придумать. Затем, забыв о собственной безопасности, он забрался в «роллс» и со скоростью тридцать миль в час помчался в Питермарицбург. Он прибыл в город, чтобы найти мистера Лонгворси, который дал клятву, взамен получил пятьдесят гиней, а потом уехал, не оставив адреса. Адвокаты очень не рекомендовали Сину встречаться с главным редактором газеты. Заседание суда проходило два месяца назад, а до выборов оставалось десять дней.
Син добился лишь того, что опубликовал опровержение во всех либеральных газетах и вернулся домой, ведя машину на нормальной скорости. Там его ждала телеграмма от Лероукса и Нейманда, из Претории. Они рекомендовали ему отказаться от участия в выборах. Тут же назад полетел разгневанный отказ.
Как две лошади в одной упряжке, Син и Гарри понеслись к финишу, до которого должны были добраться в день выборов.
Официальные выборы проходили в здании администрации Ледибургского округа под контролем двух регистраторов. На следующий день ящики с бюллетенями перевезут в Питермарицбург, где в главном здании ратуши подсчитают голоса и объявят результат. На противоположных концах площади оппоненты установили палатки с бесплатной выпивкой и закусками. Традиционно выигрывал тот, кто накормит меньшее количество людей. Никто не желал разорять своего кандидата, поэтому объедали и обпивали противника. Но в тот день одинаково пострадали закрома обоих кандидатов.
Выборы проходили в канун сезона дождей, поэтому погода была сырой, но теплой. Син, одетый в жилет и костюм, потел от беспокойства, приветствуя каждого вошедшего в палатку с наигранным дружелюбием. Стоящая рядом с ним Рут выглядела как цветок благоуханный. Темпест, на этот раз спокойная, стояла между ними. Дирка они не взяли. Отец нашел ему работу на дальнем конце Львиного холма. Многие лукаво поглядывали и притворно сокрушались по поводу его отсутствия.
Ронни Пай уговорил Гарри не надевать военную форму. Вместе с ним пришла Анна. Ей очень шло розовато-лиловое платье, украшенное искусственными цветами. Только с близкого расстояния можно было заметить маленькие морщинки у рта и глаз, а также седые волосы среди блестящей, черной гривы. Ни она, ни Гарри не смотрели на другой конец площади.
Майкл появился и первым делом поговорил с отцом, потом по обязанности поцеловал мать. После этого он направился к Сину, чтобы поделиться с ним своими мыслями. Юноша хотел, чтобы его компаньон приобрел десять тысяч акров у Тонгаата и засеял их сахарным тростником. Но через некоторое время он понял, что сейчас не время для подобных предложений. Син сердечно приветствовал его и предложил сигару. Неохотно, но безропотно Майкл зашел в помещение, где проводилось голосование, предварительно решив, никого не поддерживать. Он сознательно испачкал бюллетень. Потом вернулся в офис, чтобы составить письменные выкладки по сахарной плантации.
Ада Коуртни не выходила из коттеджа на улице Протеа весь день. Она категорически отказалась примыкать к какому-нибудь лагерю и запретила идти голосовать, своим девушкам. Ада не разрешала вести никаких политических дискуссий у себя в доме. Она даже велела Сину уехать, когда он нарушил это правило. Только после ходатайства Рут и извинений униженного Сина ему разрешили вернуться. Она не одобряла это дело. Более того, не понимала, как члены одной семьи могут сражаться за власть. Ее недоверие к правительству началось с тех пор, как правление захотело установить фонари на улице Протеа. На следующее собрание она пришла с зонтиком, и тщетно ей пытались объяснить, что фонари не привлекают москитов.
Тем не менее только Ада не пришла в тот день на голосование. С полудня до пяти часов народ толпился на площади, а когда вынесли ящики с бюллетенями и отнесли их на станцию, многие сели в тот же поезд и отправились в Питермарицбург, чтобы присутствовать при официальном подсчете голосов.
Это был очень нервный день, и поэтому вскоре после прибытия в отель «Белая лошадь» Рут с Сином крепко заснули в объятиях друг друга. А потом, когда рано утром началась гроза, Рут проснулась, потом снова впала в забытье, предчувствуя, что должно произойти. В то же время пробудился и Син. Они были смущены. Но, отбросив стыд, занялись делом. На рассвете Рут знала, что у нее родится сын, а по мнению Сина, было рано утверждать что-либо.
Приняв ванну, они завтракали в кровати, чувствуя, что стали еще ближе. Рут, в белой шелковой сорочке, с распущенными черными волосами, свободно падающими на плечи и свежевымытой кожей, очень влекла Сина. Они сильно опоздали в ратушу, к большому неудовольствию своих союзников.
Все было очень хорошо подготовлено. В огороженных веревками секциях сидели регистраторы, а перед ними возвышались горы розовых бумажек. На табличках над столами были написаны районы и фамилии кандидатов, а между столами стояли наблюдатели.
Мужчины и женщины в зале гудели, как растревоженный улей. Неожиданно Син заметил, что Анна и Гарри смотрят на него. Потом ему опять стали пожимать руки, хлопать по плечу и желать удачи. Наконец прозвенел колокольчик и все смолкли.
— Результаты голосования, — поспешно произнес высокий тонкий голос. — Мистер Роберт Симпсон. За — девятьсот восемьдесят шесть человек. Мистер Эдвард Саттон — четыреста двадцать три. — Остальное было не расслышать из-за радостных возгласов и грустных вздохов.
Симпсон являлся кандидатом южно-африканской партии. Син с трудом пробился к нему.
— Отличная работа, старый солдат! — крикнул Син и огрел его между лопаток.
— Спасибо, Син. Я очень счастлив. Ведь я никак не ожидал такой победы! — И они горячо обнялись.
В то утро любое сообщение встречалось радостными возгласами и аплодисментами. Уверенность Сина росла по мере того, как кандидаты его партии выигрывали. Наконец колокольчик зазвонил снова, и главный регистратор произнес таким же бесстрастным голосом:
— Результаты голосования по Ледибургу и низины Тугелы… — Син почувствовал холод в животе и затаил дыхание. Стоя рядом с женой, он чувствовал, как окаменело и напряглось ее тело. Син схватил ее за руку. — Полковник Гарри Коуртни — шестьсот тридцать восемь голосов. Полковник Син Коуртни — шестьсот тридцать один.
