ожидали преследования и были начеку.
Трудно рассчитывать, что Клодия сможет постоять за себя. Шон так и представил себе, как она препирается с похитителями, настаивая на своих человеческих и гражданских правах, отказываясь выполнять их приказания. Несмотря на тревогу, при этой мысли он улыбнулся. Они небось думали, что в лапы им попалась домашняя кошечка, а обнаружили, что связались с разъяренной тигрицей.
Его улыбка погасла. Он знал, что независимое поведение Клодии только разозлит их, стремительно снижая ее шансы выжить. Если вожак банды с трудом удерживал власть, то это будет для него предлогом повысить авторитет в глазах собственных людей. В Африке царили патриархальные нравы, и вряд ли он потерпит от женщины отказ повиноваться его воле. Если Клодию похитили те же бандиты, что вырезали деревню, то в их жестокости сомневаться не приходилось.
«Хоть раз в жизни, детка, придержи свой язычок», – про себя взмолился Шон.
Бегущий впереди Матату неожиданно остановился и жестом подозвал его. Шон подскочил к нему.
– Здесь они останавливались. – Матату указал на следы привала в тени молодого мопане.
В пыли валялись смятые черные окурки, и Матату показал на свежие белые надрезы на темном стволе мопане – следы от срезанных ветвей. Веточки поменьше ободрали и бросили; листья на них совсем завяли. Значит, Матату был прав – похитители были здесь вчерашним утром.
Шон удивился, зачем им понадобились ветки, и Матату пояснил:
– Они сделали
Шон с облегчением кивнул. Конечно, разбитое колено Клодии их задерживало, но они соорудили носилки из ветвей мопане, вместо того чтобы просто прикончить ее выстрелом в затылок. Пока дела шли лучше, чем Шон ожидал, и он мысленно прибавил Клодии шансов остаться целой и невредимой. Видимо, они ценили свою пленницу выше, чем он на то рассчитывал.
Но самой большой опасности она подвергалась вчера вечером, когда они остановились на ночлег. У бандитов был целый день, чтобы глазеть на нее; наверняка ее тело дразнило их воспаленное воображение. Шон не нашел в себе сил представить, что с ней стало, если в какой-то момент вожак потерял контроль над своими людьми.
– Живее, Матату, – прорычал он. – Мы зря теряем время.
Если это и случилось, то случилось вчера, и он все равно опоздал, но каждая секунда промедления выводила его из себя.
След вел их обратно на перешеек, он шел поверх их собственного следа и уходил к югу через пересохшие заливные равнины. Пятнадцать похитителей и их пленники даже не пытались замести следы, поэтому идти за ними было легко. Изучив землю, Матату определил, что они заставили Джоба и Дедана тащить носилки с Клодией, и Шон обрадовался – значит, они более-менее в порядке. Какие бы раны эти двое ни получили в стычке с врагами, Шон был уверен, что они симулировали ужасные страдания и задерживали отряд как могли, чтобы они с Матату скорее их догнали.
Едва он это подумал, как Матату возгласом указал на отметины в мягкой почве: здесь Джоб бросил свой край носилок и картинно упал на четвереньки, корчась на земле, и кое-как поднялся на ноги лишь после того, как весь отряд обступил его с проклятиями и тычками.
– Молодчина, – одобрительно проворчал Шон, не замедляя шага. – Смотри только не переборщи. – Джоб играл в опасную игру.
Они не сбавляли скорость, и расстояние между ними и медленно двигавшимся отрядом сокращалось так стремительно, что у Шона появилась надежда догнать их еще до наступления ночи.
– Это будет забавно, – подумал он, – трое с одной «577» против пятнадцати головорезов, вооруженных «АК».
Пока они не встретили ни одной западни. Обычно террористы, отступая, минировали дорогу за собой, и Шон размышлял, что помешало им сделать это теперь. Возможно, у них не хватало опыта или не было пластиковых противопехотных мин, а может, они просто не подозревали о погоне. Хуже всего, если они готовят для преследователей какой-то сюрприз посерьезнее.
– Ладно, на месте разберемся.
Вновь рядом возник Матату.
– Они готовили здесь еду вчера вечером. – Он показал на угли от походного костра и следы трапезы. Множество черных степных муравьев сновало вокруг в поисках объедков. Окурков больше не было.
– Обыщите место, – скомандовал Шон. – Джоб наверняка оставил бы для нас весточку. – Пока Матату и Пумула тщательно, но быстро осматривали территорию, Шон сверился с часами: четыре пополудни, они были в пути около трех часов; до вечера было еще далеко.
– Здесь они опустили носилки с мэм, – показал Матату. – Тут она стояла.
Шон рассматривал ее следы, маленькие, узкие и аккуратные по сравнению с отпечатками тяжелых ботинок похитителей. При ходьбе она приволакивала раненую ногу, опираясь только на пальцы.
– Нашли что-нибудь? – резко спросил он. – Что оставил Джоб?
– Ничего. – Матату покачал головой.
– Ну ладно. Надо попить. – Он вытащил из рюкзака таблетки прессованной соли и раздал их своим спутникам. Ему не пришлось напоминать им, что нужно держать себя в руках. Каждый сделал по три глотка из своей пластиковой бутылки и плотно завинтил пробку. Краткая передышка не заняла и пяти минут.
– Идем дальше, – сказал Шон.
Через час они обнаружили место, где отряд остановился на ночлег. То, что похитители, поев, сразу тронулись в путь и не легли спать у походного костра, говорило об опыте и военной тренировке.
– Ищите хорошенько! – Любые сведения от Джоба были бесценны.
– Ничего, – сообщил Матату несколько минут спустя, и Шон ощутил укол разочарования.
– О’кей. Пошли дальше. – Шон уже повернулся, чтобы идти, когда что-то заставило его остановиться и еще раз окинуть взглядом лагерь.
– Где спала
– Тут, – показал Матату. Кто-то, наверное, Джоб, нарвал большую охапку листьев и травы, чтобы сделать подстилку для Клодии, и она была примята весом ее тела. Шон присел на корточки перед импровизированным ложем и принялся обшаривать его, пытаясь найти хоть какие-то улики.
Пусто. Он разворошил последнюю горстку листьев и разочарованно поднялся на ноги – предчувствие, что Клодия оставила ему какой-то знак, было очень сильным.
– Тоже мне, экстрасенс, – проворчал он.
И тут он заметил пуговицу, наполовину зарытую в пыли под травяной подстилкой.
Он поднял ее и пригляделся. Медная пуговица от пояса ее джинсов, на которой было выгравировано «Ральф Хаттон».
– Джинсы авторской работы, ну-ну. – Он опустил пуговицу в карман. – Но это ни о чем не говорит… – Тут он осекся. – Разве что…
Шон снова опустился на колени и осторожно расчистил место, где лежала пуговица. Он был прав – Клодия оставила пуговицу, чтобы привлечь его внимание. Чуть глубже был зарыт кусочек картона, оторванный от пачки из-под дешевых португальских сигарет. Не больше двух дюймов в длину и дюйма в ширину, он едва вмещал послание, которое она нацарапала кусочком угля, похищенным из костра.
«15 РЕНАМО». Это была неоценимая информация, она подтверждала догадки Матату, к тому же теперь он наконец-то знал, с кем они имеют дело – РЕНАМО.
«Каве». Слово удивило его. Но вдруг он догадался: давным-давно на школьном слэнге оно служило сигналом опасности и происходило от латинского «caveat» – «берегись».
Он невольно улыбнулся. Откуда она знает это типично английское словечко? Потом он вспомнил, что она получила юридическое образование, и стал читать дальше.
«Каве. Они ждут вас». Значит, она и Джоб подслушали, как похитители обсуждали погоню. Это была не менее важная информация.
«Все ОК». И ее подпись – «К.».
Он уставился на клочок картона, бережно держа его на ладони, как если бы это была частица святого креста.
– Ах ты, маленькая чертовка, – прошептал он. – Да ты самая классная, самая отчаянная из всех, кого… – Он изумленно покачал головой, от волнения у него перехватило горло. Впервые он признался себе,
