ревизию собственных слов, Настасья сделала несколько глотков вина и наклонилась к нему настолько близко, насколько позволял стол.
— Ты считаешь, что имеешь право принимать решения за меня?
— Нет, я… — он слегка растерялся от такого напора. Да и ложбинка на груди Настасьи стала глубже, а это очень мешало сосредоточиться. Дик сделал над собой усилие и… ничего лучшего не придумал, как глотнуть из собственного бокала.
— Мой дорогой, хочу тебе напомнить, что я взрослая, подчеркиваю, взрослая, самостоятельная женщина, принимающая собственные решения.
Дик понял, что ему придется быть предельно спокойным и осторожным в высказываниях, иначе…
Нет, никаких
— Дорогая, так кто же спорит. Но даже такая прекрасная женщина должна быть любима и счастлива.
Она улыбнулась, и у Дика слегка отлегло от сердца.
— И ты именно тот мужчина, который может гарантировать мне это?
— Да.
В этом Дик был уверен. Ведь никто другой не сможет любить Настасью больше, чем он.
— А доверие. Как быть с ним?
Он замолчал, раздумывая, как лучше ответить на этот сложный вопрос. По сути, это было самое больное место в их с Настасьей отношениях.
— Кого я вижу!? Голубки милуются!
Пьяная женщина в неприлично коротком платье остановилась у их столика с льняной салфеткой в одной и сумочкой в другой руке. Она была накрашена так густо, что Дик не сразу ее узнал. К тому же, прошло слишком много времени с тех пор, как он видел ее в последний раз.
Что за невезение! Он посмотрел на Настасью в надежде, что она не узнала красотку. Не тут то было.
— Здравствуй, Мила.
— Привет — привет, антикварная королева. Не ожидала увидеть тебя вместе с этим престарелым ловеласом.
— Ну, не так уж я стар, — начал говорить Дик, но наткнулся на закипающий гневом взгляд Настасьи и умолк, раздумывая, как избавиться от Милы — как можно скорее.
— Ты был стариком еще десять лет назад! — как оказалось, Мила, несмотря на свое состояние, поняла смысл его слов.
— Что ты хочешь этим сказать?
Голос Настасьи звучал обманчиво спокойно, но очень заинтересованно. Дик, который уже собирался предложить ей закончить ужин и провести вечер в другом месте, умолк, так и не начав говорить. А Мила вдруг приложила к глазам льняную салфетку и трагическим голосом на весь зал проревела:
— Он — импотент!
Если бы в это мгновение Дик ел или пил, он точно бы подавился. Он огляделся и понял, что спасать ситуацию поздно. Посетители ресторана с видимым любопытством смотрели в их сторону, явно ожидая продолжения спектакля. Но он все же попытался.
— Мила, давай перенесем разговор…
— Я сидела на его коленях, такая сексуальная и открытая, а он даже не попробовал проявить свой интерес! Никто, слышите, никто не мог передо мной устоять! И он не смог бы… Если бы мог!
Она открыто рыдала в салфетку, опершись одной рукой на их столик и размазывая косметику по лицу, и голосила на весь зал.
Дик видел, как прищурила глаза Настасья, как посмеивались две молодые и одна пожилая пара за соседними столиками, как престарелый мужчина выскочил из-за столика у окна и бросился к Миле, а затем силой повел ее к выходу. Он же молча ждал чего-то. Возможно надеялся, что весь этот кошмар окажется сном?
Но тут Настасья тряхнула салфеткой, расстелила ее на коленях и бодро произнесла:
— Ну что, теперь можно и поесть.
Потрясенный Дик наблюдал, как женщина ловко отправляет кусочек говядины в свой очаровательный ротик и жмурится от удовольствия.
— А ты чего не ешь? Попробуй, очень вкусно.
— Я не могу.
— И это тоже?
Настасья бросила на него лукавый взгляд и подмигнула. Глядя в ее чудесные глаза, он понял, что она помнит каждую минуту их горячего свидания два дня назад и подтрунивает над ним, над собой, над жизнью. И Дику полегчало. Он кашлянул и, посмеиваясь, взял столовые приборы.
— Ты права. Стоит попробовать. Поскольку моей репутации сегодня нанесен серьезный ущерб, боюсь, в этом ресторане я теперь появлюсь нескоро.
Странно, но он почти не злился на Милу. Конечно, она ославила Дика на весь город, но зато подтвердила его слова о том, что он не изменял Настасье десять лет назад. Черт с ней, с репутацией.
Она давно так не смеялась — совершенно раскрепощено, словно вместе с трагикомическим признанием Милы исчезли все ее прежние комплексы и проблемы. По самолюбию Дика это признание, конечно же, ощутимо ударило, но тот тоже не выглядел слишком удрученным. Во всяком случае, во время десерта они болтали много и о многом, но при этом, не сговариваясь, избегали разговора о главном — об их отношениях.
В таком же приподнятом настроении Настасья села в автомобиль Дика и, только когда они уже проехали пол километра в противоположном от ее дома направлении, поинтересовалась, куда он ее везет.
— К себе домой, — невозмутимо ответил Дик и взял ее правую руку в свою ладонь. — Вчера купил.
— О! — Твердушко, действительно, настроен очень серьезно.
— И там даже есть кровать — большая с завитушками и резьбой. А еще комод и…
— Трюмо?
— Точно. А ты откуда знаешь?
— Я таки поругаюсь со своим поставщиком. Эта мебель должна была стать моей.
— Я не сомневался, что она тебе понравится.
Настасья рассмеялась в ответ на подобную самоуверенность, но возражать не стала. Ведь это была одна из тех особенностей характера Дика, которая делала его ужасно привлекательным. К тому же, он не ошибся.
Мужчина, словно ощущая ее настроение, поднес ее руку к своим губам и поцеловал каждый пальчик. Настасья чувствовала себя почти счастливой, но еще осторожничала.
— Ты уверен, что кровать, это то, что нам сейчас нужно?
— Конечно. Цветы дарил, в ресторан водил…
— Погоди, те шикарные розы от тебя?
— Ну, да. А что, не угодил?
Настасья лишь молча покачала головой. Прежний Дик никогда бы не догадался подарить ей цветы.
Она смотрела на его красивый профиль и понимала, что это единственный мужчина, которого она могла полюбить.
В то самое мгновение, когда Настасья собиралась торжественно сообщить, что согласна на любую кровать, Дик вдруг нахмурился, глядя вперед, вдоль ранее пустынной улицы. Оставив в покое ее руку, он крепко сжал руль.
Настасья проследила за его взглядом и замерла, прижав пылавшие от поцелуев пальцы к своему рту. Крик погиб в ее горле, так и не родившись.
