семью? Ведь новые машины наверняка придется получать где-то па востоке, а может быть, и в районе Горького. Оттуда до родной деревни Прокофьеве па машине два часа езды».
— Перегонять самолеты теперь не так просто, — заметил Кустов. — Погода неустойчивая. Можно неделями «загорать» на промежуточных аэродромах.
Перед обедом стало известно, что двадцать самолетов уже в пути. В командировку назначено всего десять человек. Из эскадрильи Воронина — Кустов и Априданидзе.
В этот день еще засветло летчики разъехались по своим квартирам. Воронин с Кустовым занимали небольшую комнату. Игорь брился, а Петр собирался почитать и терпеливо дожидался, когда товарищ уйдет па свидание.
— Из-за этой командировки нам с Люсей свадьбу придется отложить, — посетовал Игорь.
Кустов по натуре увлекающийся. Раньше он весь отдавался учебе, спорту. Владел немецким и английским языками. Играл па многих музыкальных инструментах. Потом война. Тяжелое ранение и длительное лечение в госпитале. И вот встреча с Люсей. Чтобы не расставаться с любимой, он собирался ее устроить на работу в полк или же в батальон аэродромного обслуживания — БАО.
Намерения товарища тревожили Петра Воронина. Фронтовой аэродром, по его мнению, — не место для семейной жизни. Перед вылетом стоит почувствовать на себе тоскливый взгляд жены — и ты уже неполноценный боец. На войне лучше, когда любимая подальше от тебя. Во всяком случае, так думал капитан.
Не раз Игорю друзья советовали женитьбу отложить до победы. Поэтому сейчас он сосредоточенно молчал, глядя в зеркало.
— Тебе хорошо, у тебя жена, дочь, — продолжал он, — а у меня, кроме мамы, никого.
— Ну, раз тебе так уж не хочется расставаться с невестой, обратись к Василяке, — посоветовал Воронин, — и попроси, чтобы он послал в командировку вместо тебя другого.
— Э-э, нет! Этого я не сделаю. — Твердо заявил он. — Жена на мои служебные дела влиять не должна!
— Это и видно, — заметил Петр. — Раньше брил свою бородку через день, два, теперь — каждый вечер! Раньше ты, как Герой, пользовался одним преимуществом — летал больше всех, теперь же то и дело поглядываешь в зеркало.
— Знаешь, Петр Васильевич, — вздохнул Игорь, — честно тебе признаюсь — хочется счастья… А впрочем, старина, давай-ка пойдем сейчас к Люсе, узнаешь ее получше, может, тогда и перестанешь подтрунивать надо мной.
Недалеко от общежития летчиков находилась школа с хорошо оборудованным спортивным залом. Петр с Игорем почти каждый вечер заглядывали туда. Сегодня вот не были, и по пути к Люсе остановились в нерешительности у входа в спортзал.
— Зайдем, разомнемся? — предложил Петр.
В спортзале они разделись до пояса. Разминку начали с бега. После второго круга Игорь закрутил сальто. Его мускулистая красивая фигура, точно мяч, отскакивала от пола и колесом вертелась в воздухе. Капитан, продолжая бег, исподволь с восхищением любовался мастерством друга.
После разминки, вдоволь наработавшись на турнике и брусьях, они сели отдохнуть. Игорь сел за пианино, ладно и энергично сыграл несколько популярных песен и, бережно опустив крышку, открыл секрет:
— Так уж и быть, скажу тебе: это любимые песни Люси. А знаешь, она ведь, как и я, училась в музыкальной школе. Война помешала… Кстати, и мать у нее актриса. А ты бы послушал, как Люся поет!.. Сейчас сам убедишься. Ну, пошли.
Серпик луны проглядывал из-за редких облаков. Ухо уловило далекий треск зениток. Южнее города в небе запрыгали светлячки. В ночном небе пронеслись ночные истребители женского авиаполка, стоящего по соседству в Жулянах. Темноту, словно гигантские ножницы, начали стричь лучи прожекторов. Где-то невдалеке загрохотали батареи. Залпы зениток заглушили взрывы бомб,
Друзья шли молча. Канонада и сверкание огня вызвали тоскливую тревогу.
— Может, вернемся? — неуверенно спросил Петр.
— Нет, нет! — заторопился Игорь и, очевидно, опасаясь, что Воронин мог не разобрать его слов и повернуть назад, взял его за руку. Гул постепенно ослабевал. Наконец наступила тишина. Дойдя до развалин института, свернули на Железнодорожную улицу. Игорь мечтательно заговорил:
— После войны жена пойдет учиться в девятый класс, а я в институт.
— Как в институт? — удивился Петр. — А почему не в академию?
— У меня ведь нет одной ключицы, — развел руками Игорь, — немецкий снаряд выбил. А за это дело в мирное-то время с летной работы наверняка спишут. Еще в госпитале хотели, еле упросил.
Разговаривая;, они дошли до Люсиного дома и поднялись на площадку второго этажа.
Кустов нажал кнопку звонка. Раздались торопливые шаги. Игорь сразу просиял, выпрямился. Дверь отворила миловидная девушка.
— Познакомься, Люся, — Кустов радушно кивнул на Воронина, — мой командир и друг.
— Петр, — назвал себя Воронин, пожимая теплую ладошку Люси и заглядывая в ее лучистые мягкие глаза, подумал: «А славная…»
Рассвет. Летчики толпятся на старте у командной радиостанции. Михаил Рудько и Андрей Картошкин только что доложили о выполнении задания по технике пилотирования на новом самолете Як-9Д.
— Этот похуже набирает высоту, — делится своими впечатлениями о машине Рудько. — Тяжеловат.
— Зато на таком истребителе можно долететь до Берлина и сесть в Англии. Не зря он называется дальним, — заметил Картошкин и вопросительно взглянул на Воронина. — Наверно, мы теперь будем летать только на сопровождение бомбардировщиков. Жаль, что не придется вести свободные воздушные бои.
— На фронте всякой работы полно, — отвечает Воронин и показывает в небо: — Надо наблюдать. Хорошо проследишь за тремя полетами друга, считай, что один полет сделал и ты.
А там, в высоте, разрезая морозный воздух, самолет непрерывно, словно кистью на голубом полотне, чертит белые узоры. Через минуту они блекнут и исчезают, как пар дыхания на холоде.
За воздушной акробатикой с повышенным интересом следит и командир полка майор Василяка. Его светло-голубые глаза с хитроватым прищуром недовольно скользнули по крепкой коренастой фигуре капитана Воронина, как бы спрашивая, когда летчик кончит это представление.
И действительно, в управлении машиной не чувствуется той молодцеватой резвости, которая свойственна опытным истребителям. Фигуры получаются вялыми и аляповатыми.
Комполка понять не трудно: мало удовольствия смотреть на такую работу. Испытываешь какую-то досаду, и порой руки и ноги у тебя невольно начинают двигаться: как бы желая помочь летчику.
А тот в низком темпе, но упорно повторяет одну фигуру за другой. Сколько сделано переворотов, петель Нестерова, бочек, виражей, боевых разворотов! Наконец майору Василяке — старому инструктору, привыкшему иметь дело с горячей задорной молодежью, окончательно надоело это нудное зрелище. Он недовольно фыркнул и, повернувшись к Воронину всей своей грузноватой фигурой, заговорил:
— Этот упрямый старик может с утра до вечера кордебалетить. — Василяка расправил под ремнем складки своего изрядно поношенного реглана, отодвинул назад пистолет, висевший сбоку, и спросил: — Не поздно ли из него делать истребителя?
Для истребителя, как и для спортсмена, существует возрастной предел. Коваленко уже перевалил его. В авиацию, так уж сложилась судьба, он пришел поздно. В полку достаточно молодежи, окончившей военные школы. Так стоит ли, действительно, с ним возиться?
Летчика-истребителя делают, как сказал командир, именно делают в 17-20 лет. Управлять самолетом можно и до пятидесяти и более. Но вот в тридцать четыре года научиться летать и при этом быть хорошим воздушным бойцом — маловероятно.
У Алексея Коваленко — а это именно он сейчас упражнялся в зоне пилотирования — была трудная жизнь. Его родители умерли от голода. Мальчиком батрачил у кулаков. Самоучкой овладел грамотой. В начале коллективизации стал трактористом, а позднее шофером. Перед войной, уже в «солидном» возрасте окончил аэроклуб. В первые месяцы войны попросился добровольцем на фронт в истребительный полк. И
