моральные факторы…
Что было делать в тот момент, когда Гринев, презрев смерть, рвался навстречу вражеским бомбардировщикам. Не оставляя своего места, я шел справа от командира, а сверху на нас валился десяток японских истребителей. Русский человек по природе упрям и за жизнь свою бьется упорно. Но, коль случилось попасть в переплет, где решается судьба других людей, он забывает себя, становится до предела смел и ради спасения товарищей может не задумываясь отдать свою жизнь. Так поступал сейчас мой командир Гринев. А я следовал за ним, в порыве отчаянной, непреклонной решимости…
Какие-то доли секунды еще были в моем запасе. Осматривая хвост, я оглянулся… О счастье! На помощь нам спешили еще несколько групп истребителей… Но они не успеют, нет! Японцы, я это вижу точно, успеют отбомбиться прежде, чем их настигнет наш могучий истребительный кулак…
Ближнее звено противника, вырвавшись вперед, уже ловило нас с Гриневым в прицел. Броситься на них, принять бой одному? Но при таком численном превосходстве противник безо всякого труда изолирует меня, а идущею в атаку Гринева, сзади беззащитного, тут же уничтожит. А с другой стороны, чего я добьюсь, прикрывая командира своим телом? Такое самопожертвование будет просто бесполезным, значит, нужна расчетливая активность.
При всем трагизме ситуации рассудок мой работал с холодной ясностью. Я трезво оценивал обстановку, контролируя каждое свое действие. И решение пришло сразу: не теряя больше ни мгновения, я бросился в лоб на ближайшее звено, ударил по второму, развернулся в хвост на третье… И расчет, и надежда состояли в том, чтобы оттянуть нападение японцев на Гринева. Короткое замешательство среди вражеских истребителей, на которое я, собственно, и рассчитывал, произошло: одни стали тут же разворачиваться, чтобы зайти в хвост мне, другие, напротив, уклонились от атаки, изменяя направление полета. Я взглянул в ту сторону, где должен был находиться командир, и успел заметить только, как он нырнул под строй бомбардировщиков. В следующий момент в воздухе раздался сильный взрыв, вспыхнуло пламя, посыпались бомбы — это подорвался от пуль Гринева ведущий японских бомбардировщиков, разметав весь строй и принудив подчиненных поспешно освободиться от опасного груза…
Задача была выполнена. Но где же Коля? Не попали ли в него осколки? Не вцепились ли в него истребители?
Оторвавшись от японцев, я огляделся.
За какие-то секунды картина боя резко изменилась. Свежие силы наших истребителей навалились на колонну бомбардировщиков со всех сторон. Окончательно разрушив свои боевые порядки, японские бомбовозы, неуклюжие, большие, спешили скорее развернуться, чтобы спастись бегством, но, зажатые юркими И-16, метались, как блудливые коровы в чужом огороде. Несколько таких махин, пачкая небо сизо- бело-черным дымом, свалились на землю. Три бомбардировщика взорвались, подобно пороховым бочкам, и разлетелись красно-пестрыми брызгами…
А японские истребители, как только численное превосходство перешло на нашу сторону, бросили своих подзащитных и — наутек. Однако в лучшем положении они не оказались: И-16 догоняли их на прямой и уничтожали.
Трассирующие пули молниями полосовали небо, фейерверками раскрашивали синеву падающие самолеты противника. Беспомощно и слабо качались в воздухе парашютисты. Зенитная артиллерия на этот раз не пятнала небо: трудно было разобрать, где свои, где чужие. Наши бойцы и командиры на земле ликовали при виде такою потрясающего зрелища, кидали в воздух каски и пилотки.
Разгром врага — полный…
У самой земли я заметил одиночный И-16. Тройка японских истребителей подбиралась к нему сзади, а он, ничего не предпринимая, все летел и летел по прямой. Не Коля ли? Нет, Гринев так не зазевается. «У меня в полете шея, как на шарнирах, и я постоянно вижу сзади себя даже костыль», — любил говорить он. А может, подбит? Ранен?..
Отвесно бросаюсь вниз.
Один И-97 быстро приближается к нашему истребителю. Мы уже знали, что японцы выделяют специальные звенья для охоты за оторвавшимися от группы или же подбитыми одиночными самолетами. Такие охотники — асы не промахнутся. Только бы не опоздать! Я спешил, пикируя на полном газу. Мотор ревел, скорость бешено нарастала. Зная, что мне нельзя резко выводить самолет из пикирования, плавно уменьшаю угол снижения и ловлю противника, уже засевшего в хвосте И-16. «Ну, хоть чуть, да отвернись!» — думаю я, понимая, что с ним сейчас произойдет. Мимо меня, отставая, промелькнул какой-то японский истребитель. Не обращаю внимания — мне не до него. И-16 делает неуклюжий поворот. Теперь ясно: с ним что-то случилось, на исправной машине так в бою не маневрируют. Японский охотник расчетливо подворачивается за ним.
У меня предельная скорость, на рули падает большое давление. Напрягаю все свои мышцы — и вот уже враг на прицеле… В следующее мгновение одновременно произошло вот что: японец брызнул огнем по И-16, я ударил по японцу, по мне дал очередь противник, зашедший в хвост. Я резко рванулся в сторону и вверх, успев оглянуться. Вот так чудо: один вражеский истребитель сзади меня, окутанный дымом и огнем, висел в воздухе, задрав нос, второй уходил, а ко мне пристраивался вовремя подоспевший на помощь еще один И- 16. По номеру самолета я узнал Женю Шинкаренко. Третий японец, получивший очередь от меня, клюнул в землю неподалеку от того места, куда уже заходил на вынужденную посадку наш подбитый истребитель…
Я отчетливо представил себе картину этого боя: в цепочку выстроились шесть самолетов и все, кроме «ведущего», старались, словно на соревнованиях, опередить друг друга, стреляя по впереди летящим… выручая своих и рискуя собой. В результате двое японцев разом были сбиты, третий вышел из боя…
Мы несколько секунд летели с Женей рядом, гляди друг на друга и улыбаясь… Наши улыбки может понять лишь тот, кто сам пережил такое.
Повторяю, это длилось всего несколько секунд. Потом, взглянув на приземлившегося И-16, мы погнались за третьим японцем…
В преследовании участвовали еще несколько наших истребителей, также успевших заметить на вражеском самолете антенну, свидетельство того, что это командир группы. Его окружили, принуждая сдаться, сесть. Японец огрызался, как затравленный волк, и вдруг резко уменьшил скорость. Все наши истребители проскочили мимо. Обманным маневром враг хотел оторваться и ускользнуть в Маньчжурию. Но мы его опять настигли и предупредили уже по-настоящему, полоснув очередью. Убедившись в бессмысленности сопротивления, он взмыл кверху и отвесно направил свой самолет к земле. Все расступились, предоставляя кусочек монгольской степи для могилы непрошеному гостю. Но самурай с собой не покончил: выхватив самолет у самой земли, он свечкой взмыл вверх и выпрыгнул на парашюте.
В том месте, где приземлился парашютист, росла высокая трава и поблизости не было ни души. Государственная граница проходила рядом. Ясно было, что под покровом ночи японец мог без труда перебраться в Маньчжурию. Мы с Шинкаренко начали было «профилактический» заход, как вдруг один И-16 выпустил колеса и пошел на посадку. Порыв этого летчика был понятен — не дать врагу улизнуть, взять его живым. По номеру самолета я узнал смельчака — это был Иван Иванович Красноюрченко.
На земле разыгрался поединок.
Японец, отцепив от себя парашют, не медля ни секунды, направился к границе. Красноюрченко, не выключая мотора, выскочил из кабины и побежал за ним. Сблизившись метров на сто, он вскинул пистолет и выстрелил в небо: дескать, стой, иначе хуже будет.
Японец остановился, покрутил головой и поднял полусогнутые в локтях руки, показывая, что не сопротивляется, сдается в плен.
Над головой Красноюрченко кружились наши истребители, с фронта доносилась канонада начавшегося наступления… Красноюрченко решительно двинулся вперед, готовый в любой момент применить оружие. За время двухмесячных боев летчик хорошо изучил коварство врага и теперь, сближаясь с вооруженным японцем, был очень внимателен. «Не может быть, чтобы такой сильный и хитрый в воздухе, оробел на земле и сложил оружие». И точно в подтверждение этих мыслей, японец вдруг сделал быстрый взмах рукой, раздался выстрел, другой… Красноюрченко, метнувшись в сторону, скользнул в траву.
«Все равно живьем возьму!» — закипая ненавистью, решил летчик, передвигаясь по-пластунски. Японец бросился наутек. Красноюрченко прыжками, припадая к земле и стараясь ни на секунду не упускать его из виду, начал преследование… И вдруг прозвучал выстрел, вслед за которым тело японца рухнуло на землю.
