прекратились. Враг ее уже перешагнул…
— Неужели Турция и Иран начнут против нас войну? — проговорил Виноградов. Скорее всего, комиссар размышлял вслух, чем спрашивал. — У Турции ведь армия большая, почти полмиллиона, а у Ирана?
— Тоже армия есть, — отозвался я. — А потом точно известно, что немцы в Иране создали базу для наступления против нас с юга, на Баку. И сегодняшние ночные «гости» прилетели из Ирана, конечно, не для прогулки… Выбросили диверсантов-разведчиков. Готовятся…
— Конечно. Но в Азербайджан ни в коем случае нельзя допустить немцев, а то останемся без нефти, — деловито рассуждает Виноградов. — Досадно, что так долго раскачиваются наши полевые войска там, на западе, — и, скорее для шутки, чем серьезно, добавил: — Если все будет продолжаться в том же духе, может появиться и московское направление.
— Ну уж это ты хватил лишку, — решительно возражаю я.
И в этот самый момент в степи, как раз в том направлении, где был услышан шум неизвестного самолета, взвилась красная ракета. Сигнал означал: обнаружены подозрительные люди, и разведчикам нужна немедленная помощь. Послать резерв пешим ходом — много уйдет времени. Не лучше ли на машинах? Так сама обстановка подсказывала, что для борьбы с парашютистами противника аэродрому необходимо иметь хорошо вооруженную группу на колесах.
На рассвете недалеко от границы удалось поймать двух диверсантов.
Через несколько дней после этого случая, 25 августа, войска Советской Армии на основании договора от 1921 года вошли в Иран, обезопасив важный участок южных границ. Наша эскадрилья тоже перебазировалась в Иран, а мне внезапно приказали выехать в Оренбург в Военно-воздушную академию.
Эта неожиданность ошеломила. В голове никак не укладывалось: тяжелое положение на всех фронтах, армия отступает, а тут и учеба, да еще длительная. Странно и обидно. Но что я мог поделать, когда приказ подписан?.. Командир дивизии на мою просьбу позвонить в штаб ВВС округа ответил строго:
— Немедленно сдавайте дела и поезжайте в Оренбург.
Московский поезд из Баку вышел в полночь точно по расписанию. Народу много, но в пятом, мягком, вагоне почему-то еще оставались свободные места. В нашем купе — двое военных и старушка. Утром за завтраком состоялось путевое знакомство. Женщина ехала в Ростов, к дочери.
— В Баку я жила у сына, — доверительно говорила старушка. — Он все порывался жениться, да в армию взяли. Одной оставаться не захотелось. К тому же тоскливо в такое время без работы. Вот и перебираюсь, эвакуируюсь вроде бы. У дочки двое детей. Нянчить буду, а она пойдет на завод. Муженек-то тоже в армии.
— Ростов ближе к фронту, чем Баку, — заметил мужчина, лежавший на верхней полке.
— Ну и что же, дальше же Днепра вы их не пустите?
— Безусловно, мамаша! — уверенно подтвердил я. Старушка была очень словоохотлива.
— До тридцать девятого года я преподавала литературу в средней школе и хорошо знаю наше молодое поколение. Из него теперь состоит вся армия. А такие люди не пожалеют себя, чтобы фашистов разбить… — И вдруг, обращаясь ко мне, спросила: — Вы, конечно, на фронт?
Как-то неудобно было отвечать, что я еду в глубокий тыл учиться, но у меня не повернулся язык сказать неправду пожилому человеку.
— Учиться? — удивилась старушка. Добрые, выцветшие от времени глаза не без осуждения посмотрели на меня. — Вон как!.. — И словно ей от своих слов стало неудобно, женщина задумчиво потупились и молча начали намазывать маслом кусок хлеба.
— Не в Оренбург? — выручил меня из неловкого положения третий пассажир в купе, тоже авиатор.
Выяснилось, что оба мы едем в академию, а служили на Кавказе совсем рядом. Разговорились. Оказалось, что уже давно знакомы. Капитан Вячеслав Орлов как раз и был командиром той девятки бомбардировщиков, которую я с эскадрильей пытался посадить на аэродром в Ереване.
— Так не за эту ли печальную встречу в воздухе нас с тобой послали в академию? — шутя спросил Орлов.
Я недоуменно посмотрел на него.
Сначала поезд шел хорошо, выдерживая график. На станциях — изобилие продуктов. Но по мере приближения к Ростову все более ощущалась близость фронта. На платформах, осаждая вагоны, толпились пассажиры, ларьки опустели, расписание движения нарушилось. Потом поезд неожиданно остановился на перегоне. «Ростов не принимает!» — пронеслось по вагонам. Невесть откуда узнали, что впереди разбомбили путь. Большинство пассажиров покинуло душные вагоны.
Мы с Орловым тоже вышли. Бескрайняя голубизна неба. Жара. На полях колхозники. Как будто по- прежнему течет обычная мирная жизнь. И только по сосредоточенным лицам, вглядывающимся в небо, можно понять тревожные мысли людей.
— Неужели Ростов бомбят? — спрашивает соседка по купе.
— Не знаю.
— Случается, бабуся, — вмешивается в наш разговор какой-то юноша.
Не обратив внимания на юношу, старушка уныло побрела к своему вагону.
В Ростове в наше купе шумно вошли капитан 1 ранга и сопровождавший его матрос. Оба с вещевыми мешками и вооруженные — у матроса винтовка, у капитана немецкий автомат и сбоку на длинном ремешке отечественный пистолет.
— Здравствуйте! — громко и уверенно поздоровался капитан. Рослый, складный, он весь дышал силой и здоровьем. Хотя раскрасневшееся лицо и выглядело усталым, но лучилось приятной улыбкой.
Через две-три минуты матрос вышел, а капитан стал устраиваться на нижней полке, освобожденной старушкой. Вещевой мешок он повесил у окна, шинель у двери и, прежде чем найти место для автомата, что-то прикинул в уме, потом положил рядом с собой.
— Привык постоянно держать оружие под рукой, — сказал он, будто оправдываясь. — Давно уже море сменил на пехоту.
Орлов заинтересовался трофейным автоматом. Небольшой, легкий, он, по словам владельца, был очень удобен в действии.
— Сегодня утром ему пришлось здорово поработать…
— Вы что, с передовой?
— С передовой не с передовой, а прямо из боя, — с тяжелым вздохом ответил моряк и, очевидно уловив на наших лицах недоумение, пояснил: — Теперь на фронте не поймешь, что творится. Немцы уже форсировали Днепр в районе Днепропетровска, а наши еще…
— Как — форсировали?
— Да так, как положено форсировать, — подтвердил моряк. — Днепр они перешли еще раньше, под Киевом. А вы не знали?.. Странно.
Действительно, об этом никто из нас ничего не слышал. Да и в мыслях мы не допускали, что такое может случиться.
Моряк, взяв полотенце и бритву, вышел.
Мы сидели молча, оглушенные страшной новостью. Даже не заметили, когда вошел в купе майор с интендантскими петлицами:
— Здесь должно быть одно свободное место?
Указали наверх. Как старшему по званию, я предложил новому пассажиру свою нижнюю полку. Майор поблагодарил и отказался:
— Я хочу спать и спать! А наверху очень хорошо. С начала войны не выходил из боев. Теперь не встану до Москвы.
Майор подтвердил весть о форсировании Днепра фашистскими войсками:
— Я сам только что оттуда.
— Как же пропустили их через Днепр? Неужели у нас и здесь, далеко от границы, нет сил?
— Сил, сил, — проворчал майор, укладываясь спать. — Сами видите: я интендант, работал на складах вооружения, а пришлось все бросить и с одним пистолетом ТТ примкнуть к стрелковому полку.
— Склады немцам не достались, успели, наверно, подорвать?
