что внизу, не так уж опасно: моторы надежны. Полет на «охоту» сначала показался куда проще, чем все предшествовавшие.
Но как только линия фронта скрылась позади, а перед глазами поплыли незнакомые места, настроение изменилось. Небо и воздух словно сузились, земля стала какой-то мертвой, слух невольно обратился к гулу мотора.
Хотя маршрут на земле и хорошо изучен, захотелось проверить, так ли летим. Сличаю карту с местностью, смотрю на часы и компас. Под нами, как и должно быть по расчету, — извилистая речка Ворскла со множеством малюсеньких притоков и зелеными берегами. Если не попадется по пути ни одного вражеского самолета, полетим вдоль речки на Полтаву и, чуть не доходя до города, развернемся на Богодухов. Главная цель — вражеские самолеты. Не найдем их — разрядим оружие по наземным войскам при подходе к линии фронта.
Правее появилось село Диканька. Не здесь ли коротали свои вечера гоголевские герои — у пасечника Рудого Паньки? За Диканькой показалась Полтава. Над городом выше нас, в лучах солнца, спокойно парят недобрые «птички». Это вражеские истребители прикрывают железнодорожный узел и аэродромы. Из-за того что на их стороне висит солнце, сошлись недопустимо близко. «Мессеров» много, и вступать с ними в бой ни в коем случае нельзя. У врага тактическое преимущество, а у нас даже горючее на пределе. Как говорится, не до жиру, быть бы живу. Вспомнил рассказ Василяки, когда наши «охотники» напоролись на немецких истребителей и. не имея высоты, жестоко поплатились. Приходится сожалеть, что ничего не знали о патруле над Полтавой, а то заранее бы поднялись повыше и с ходу атаковали противника. Теперь же сами, боясь погони, спешим развернуться. К счастью, вражеский патруль, очевидно, не заметил нас или же принял за своих и не стал преследовать.
— Слава богу, унесли ноги, — с облегчением передает по радио Емельян.
— «Охотнички» тоже! — в тон отвечаю ему.
Когда немецкие истребители растворились в небесной синеве, мы снова принялись за поиски воздушной добычи. Как назло, никого не встречаем. Уже минут через пять передний край, а там — своя территория. Возвращаться с «пустой сумкой» не хочется, какие же тогда из нас «охотники»! Очевидно, такое же мнение было и у Емельяна.
— Подвернем к Харькову, — советует он. — Может, что и прихватим!
Только изменили направление, как в стороне и ниже я заметил пару тупоносых самолетов, летящих на попутно пересекающемся с нами курсе в строю растянутого пеленга, уступом влево и назад. Сразу родился замысел, и я передал Чернышеву:
— «Фоккеры»! Атакуй переднего, а я заднего.
Мы смело идем на врага, располагая таким преимуществом, как высота и солнце.
Набирая скорость, снижаемся. Прячась в блеске полуденных лучей, подкрадываемся к противнику сзади и снизу — самое удобное направление для атаки. Если нам не удастся открыть огонь внезапно и «фоккеры» заметят, то все равно ни горкой, ни пикированием, не говоря уже о виражах, им не уйти от нас.
«Фоккеры» летят прежним строем, спокойно. Направляю крестик прицела прямо в мотор, чтобы пробить его и бензиновые баки, а заодно прикончить и летчика.
Самолет слегка, словно при тихом ветерке, колеблется в прицеле — это от большой дальности. Расстояние быстро сокращается. «Фоккер» растет, раскачка затухает и, наконец, застывает. Сейчас все будет кончено. Целюсь. Еще секунда, другая и открою огонь. И тут вдруг замечаю красные звезды.
Весь пыл, азарт мигом угас. Во все горло закричал:
— Свои! Не стреляй, Емельян!
Это летели наши истребители «лавочкины», по конфигурации во многом похожие на «фоккеров». Очевидно, как и мы, возвращались они с «охоты».
Не произведя ми одного выстрела, взяли курс на свой аэродром.
На командном пункте майор Василяка, не вставая из-за стола, равнодушно выслушал мой доклад, только поинтересовался:
— Еще полетите?
Меня несколько удивил безразличный тон, каким был задан вопрос.
— Пожалуй, только не сегодня.
— Не сего-о-дня? — с иронией протянул командир полка, — А когда же?.. Что молчишь?
Да, пришлось задуматься. Теперь понятна причина, почему майор противился полетам на «свободную охоту».
Этот вид боевой деятельности должен планироваться большими штабами, и с не меньшей тщательностью, чем любое взаимодействие авиации с наземными частями. Когда истребители-»охотники» будут хорошо знать аэродромную сеть врага, основные маршруты полетов авиации, воздушную обстановку на фронте, только тогда действия в тылу противника могут принести успех.
— В «охоте» никакой вольности не может быть, — убежденно говорил Василяка. — Где вольность — там и ошибки! Каждый полет на «охоту» надо заранее и всесторонне обмозговать. Для этого на «охотников» должна работать и разведка воздушной армии, и агентура, и сами «охотники» обязаны вести разведку на себя. А у нас что получается? «Охотники» предоставлены сами себе и, как слепые, мечутся по тылам врага. А результат — вот ваш вылет. — Василяка вздохнул. — Но летать на «охоту» нужно. Приказывают. Хотя сам полк организовать по-настоящему «охоту» не может: сил нет.
Печально, но это факт! Полеты на «охоту» пока полностью отданы в ведение командиров полков, вышестоящими штабами не обеспечиваются. И конечно, приносят пока мало пользы.
— Ты знаешь капитана Петухова? — вдруг спросил меня майор. — Он командует полком.
Оказывается, сегодня в штабе дивизии майор встретил моего товарища Сергея Михайловича Петухова. Его часть базируется по соседству. Как только немного будет поспокойнее в воздухе, Василяка разрешит мне слетать к нему.
За тридцать пять суток пребывания на фронте летчики нашего полка уничтожили в воздушных боях около семидесяти самолетов противника. С каждым днем мы набирались опыта, совершенствуя тактику применения истребителей Як-7Б. И только командир полка не имел ни одной личной победы. Увлекшись организационной работой на земле, майор не мог выкроить времени для полетов. Опытный летчик-инструктор, он понимал, что дальше так не может продолжаться. И вот, заставив руководить полетами своих помощников, Владимир Степанович решил вместе с нами выполнять боевые задания. Утром 15 августа он сказал мне:
— Сейчас пойду тоже на прикрытие войск.
Мы собирались лететь четверкой, и задание было уже проработано. Майор, ознакомившись с порядком действий, сказал, что пойдет в паре с летчиком из другой эскадрильи.
Главное условие успеха истребителей в бою — пример ведущего, командира группы. Поэтому установилось правило — старший начальник над полем боя возглавляет всю группу, он же и ведущий. Василяка после длительного перерыва решил пока не брать на себя командование в воздухе. Это разумно. И все же я чувствовал какую-то неловкость, оттого что командир полка полетит в группе прикрытия с Леонидом Ивановичем Хрущевым. Воздушный бой требует единства управления, действий без оглядки, а тут рядом — старший начальник.
— Может, вы полетите ведущим, будет удобней? Василяка понял мои опасения и еще раз сказал:
— Ты полетишь ведущим группы. Я буду подчиненным, и распоряжайся мной без всякого стеснения, как найдешь нужным.
Погода стояла тихая, безоблачная. Фронтовая гарь замутила воздух у земли, и только на большой высоте было чисто. К району прикрытия мы набрали до 4000 метров. Майор Василяка с напарником находился намного выше. Сквозь желтовато-сизую пелену земля просматривалась неплохо; значит, наверняка обнаружим бомбардировщиков под собой, а выше «юнкерсы» не летают.
На солнце блеснула четверка «мессершмиттов». Я сообщил Василяке.
— Вижу, — незамедлительно ответил он.
И тут же земля передала: «Находитесь над нами. Так и держитесь!»
«Мессершмитты», несмотря на то что имели преимущество в высоте, вели себя исключительно мирно и, как бы наслаждаясь, купались в лучах солнца. Судя по плавным, неторопливым движениям, можно было предположить, что противник не видит нас. Однако это не так. Раз гитлеровцы прикрываются солнцем —
