Чернь и золото

смотрели на красивую Танису, не удостаивая вниманием бедную работящую Чи, преданную помощницу дяди Стенвольда. Но этот мужчина, посланный Чи судьбой, находит ее красивой.

На этой приятной мысли кто-то резко оттащил ее в сторону.

— Ахей! — крикнула она, хватаясь за меч.

Ном тоже взялся за свой кинжал, но не стал его вынимать.

— Отойди от нее, ублюдок! — прорычал знакомый голос над самым ухом.

— Тото?

— С тобой все хорошо, Чи?

— Ну конечно. Ты что здесь делаешь?

— Нас предали, Чи. — Держа одной рукой ее, а другой меч, Тото сверлил взглядом Ахея. — Дом Скуто разрушен, больше половины его людей перебито. Они знали о нас все, знали даже, что Скуто послал связную к этим горным подонкам. Как ты думаешь, Чи, кто нас выдал?

— Тото, он все время был со мной… — Нет, не все — иногда уходил, но Чи не могла поверить в его вину. — Ахей не предатель. Он хотел нам помочь.

Ахей с небрежностью человека, завязывающего шнурок, натянул тетиву лука, достал стрелу.

— Не надо, Ахей! Это просто ошибка! — Тото, не отпускавший ее, стоял позади. Стрела очень просто могла попасть и в нее — может, как раз ей она и была предназначена? — Прошу вас! — крикнула Чи им обоим. Тото замахнулся мечом, а ном разбежался и прыгнул ввысь.

Тетива загудела, стрела со свистом вошла между плечом и шеей Тото. Издав удивленный звук, он пошатнулся и разжал пальцы.

38

— Капитан…

Тальрик оторвался от донесений — агенты в преддверии главных событий все равно почти ничего нового не могли сообщить. Он знал рекефовцев, которые сидели над бумагами всю свою жизнь, но сам любил осуществлять планы собственными руками.

— Майор Годран. — Отдание чести было простой формальностью — они оба знали, кто тут командует.

— Ночь прошла спокойно, — доложил тот. — Никакого движения.

«Этот ни о чем не догадывается, — подумал Тальрик. — Будем надеяться, что Стенвольд Вершитель окажется сообразительнее. В противном случае он не успеет остановить нас — впрочем, все к лучшему».

— Хотите, чтобы я удвоил караулы на эту ночь?

Тальрик задумался. Равновесие было неустойчивым, но и руки он себе связывать не хотел.

— Нет, — решил он. — Это значило бы оповестить людей Стенвольда о наших намерениях. Пока он ничего не предпринимает, будем держаться скрытно. — Армейский офицер Годран был придан Рекефу еще во время Двенадцатилетней войны, и его надежность не вызывала сомнений. — Ваши люди готовы выступить?

— В любое время. Ребята измаялись от безделья и рвутся в бой.

— Ну, боем это вряд ли можно назвать… скорее побоище.

Годран, которого такие тонкости не волновали, пожал плечами. Волновали ли они самого Тальрика? Торопливое «нет», которым он ответил себе, прозвучало как-то неубедительно.

«Будем честными, — добавил он мысленно. — Не важно, нравится это мне или нет. Все решает Империя».

Горе выжгло в Чи все прочие чувства. Как только Ахей опустился, она бросилась на него с мечом и убила бы, не увернись он в последний момент. Он обхватил ее руками и стал что-то кричать, но она не понимала ни слова и бешено вырывалась. Видя, что высвободить меч не удастся, она двинула его кулаком в челюсть, как раньше Тальрика.

Ахей покачнулся, и она нависла над ним, как смерть.

— Чи! — завопил он тогда. — Смотри!

Она инстинктивно повиновалась, и меч выпал из ее онемевших пальцев.

Мертвец, в котором торчала стрела, был… не Тото. Чужим было все: лицо, фигура, одежда — даже меч Тото, скованный в Коллегиуме, преобразился в незнакомый тонкий клинок.

Перед ней лежала средних лет арахнидка — возраст у этой расы определялся трудно, как и у номов. Остекленевшие глаза смотрели в небо, застывшие черты будто в насмешку выражали ту же решимость, которую Чи так часто видела на лице Тото.

— Шпионка? — У Чи, видевшей вблизи лицо мнимого Больвина, не осталось сомнений. — Молот и клещи! Ты знал… но откуда? — Опять магия, не иначе. — Говори: знал?

— Да, знал… и обманывал тебя — на свой лад.

— Как это — на свой лад?

— После Даракиона я понял, что… что люблю тебя. — «Признался в этом себе самому», — мысленно добавил Ахей. — И что Тото — мой соперник. Он меня ненавидел и не скрывал этого, а я… хотел его посрамить.

— Соперник? — ахнула Чи. — Тото?

— Да, это так.

Воспоминания подсказывали, что Ахей, вероятно, прав… она сама давно услышала бы об этом, если бы соизволила выслушать.

— Как-то ночью, пока он нес караул, я порылся в его котомке и нашел там письмо. — Ахей быстро обшарил тело убитой и протянул Чи листок.

Дорогая Чируэлл, прости меня!

Я всегда считал себя храбрым, но это письмо говорит о другом. Когда подумаешь обо мне, вспомни, что я за тебя боролся. Шел по твоему следу до самой Минны — они все шли, но не забывай, что я тоже был среди них. И убивал осоидов во дворце.

Жаль, что я не мог сделать для тебя большего. Я с радостью отдал бы все, что имею, но понял, что это тебе ни к чему. Зачем тебе человек без будущего? Смешанная кровь никогда не позволит мне достичь высокого положения — я и в нашей команде занимал самое последнее место. Неуклюжий мастеровой, вот я кто.

Я еще в Коллегии тебя полюбил, но молчал, потому что трусил признаться. Тяжко жить с таким бременем — это даже хорошо, что ты сняла его наконец.

Я люблю тебя по-прежнему и надеюсь, что ты вспомнишь обо мне с нежностью. Дяде твоему я буду и впредь помогать. Когда ты прочтешь это, я буду уже на пути в Тарк вместе с Сальмой. Верю, что когда-нибудь мы увидимся. Не сердись на Кенис за то, что позволила мне уйти. Так лучше для всех. Прости мне эту последнюю рукописную трусость — у меня не хватило духу сказать тебе это вслух.

Твой Т.

— Прочитав это, я решил, что он передумал и не пошел в Тарк, — сказал Ахей. — Потом мне показалось странным, что он сохранил письмо… а в Минне был разговор о шпионе, меняющем лица — мы, номы, тоже знаем о существовании этого ордена. Вот я и подумал: что, если это письмо, оставленное одним, нашел кто-то другой? Твой друг ушел, но замена ему нашлась так быстро, что и спохватиться никто не успел. Та женщина, наш проводник, ни с кем не простилась. Я тогда счел, что для неотесанных миннцев это дело обычное, но если бы письмо нашла она, мы бы никогда не узнали, что Тото нас покинул — и думали бы, что миннка просто ушла домой.

— Ты не мог знать. Не мог быть уверен.