Теперь же она только надеялась пережить то, что произойдет и вернуться в Институт.
— Это мой кабинет, — объявил мистер Зитс, провожая их в комнату в глубине огромного дома. — Здесь я провожу очень много времени. Почему бы вам не присесть?
Кабинет был обшит панелями из грецкого ореха и полон темной мебели с кожаными креслами, которые скрипели когда в них садятся. На стенах были картины в золотых рамах с изображениями лошадей и чем-то, похожим на охоту на лис. Шторы были темного, насыщенного красного цвета. У всех ламп были рыжеватые, как ржавчина, абажуры. На каминной полке находился бюст какого-то старомодно выглядящего человека, а на полу стояла черная статуя женщины, судя по виду, иностранки.
Кейтлин ничего из этого не понравилось.
«В отличие от Габриэля», — поняла она.
Он откинулся в своем кресле, окидывая кабинет оценивающим взглядом.
«Наверно, для этого нужно быть парнем», — подумала Кейт. Все это место было таким мужским и таким... и снова девушка испытала трудности в подборе слова. Самым подходящим было «потомственное богатство.
Ей показалось, что она понимает, почему Габриэлю, привыкшему жить в дороге или камере с одной койкой, могло понравиться это место.
Собаки легли на пол. Мистер Зитс подошел к бару, полному бутылок, серебряных подносов, и хрустальных графинов, и начал что-то наливать.
— Могу я предложить вам бренди?
«О Боже!» — подумала Кейтлин.
— Конечно, — улыбнулся Габриэль.
— Мне ничего не надо, спасибо, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос не звучал таким напуганным, какой она на самом деле была.
В любом случае мистер Зитс вернулся только с двумя бокалами, девушка подумала, что он и не собирался включить ее в предложение.
Мужчина сел за стол и отпил желтую жидкость из широкого бокала. Габриэль в своем кресле сделал то же самое. Кейтлин почувствовала себя бабочкой, пойманной в паутину паука.
Сам мистер Зитс казался более аристократичным и внушительным, чем когда-либо, более походящим на графа. Кого-то важного, кого-то, кого нужно слушаться.
«И весь кабинет был спланирован так, чтобы сложилось такое впечатление», — осознала Кейт. Это было чем-то типа святилища, которое привлекало все внимание к человеку за большим резным столом, фигуре в безупречном костюме и настоящими золотыми запонками, с благосклонной седой головой.
Сама атмосфера становилась понятной для нее, осознала Кейтлин.
— Я так рад, что у нас есть возможность провести этот разговор, — сказал мистер Зитс соответствующим атмосфере голосом. Он был успокаивающим и повелительным в одно и то же время. Голосом человека, который знает лучше, чем вы.
— Я сразу же понял в Институте, что вы — те двое, у кого самый большой потенциал. Я знал, что вы быстро превзойдете остальных. У вас гораздо больше способностей понять, гораздо больше мудрости.
«Мудрая? Я?» — подумала Кейтлин. Но часть ее, крошечная часть, была польщена. Она была умнее, чем остальные ребята в Тарафэре, она знала это. Потому что, пока они все думали о том, как попасть в команду болельщиц и футбольную сборную, она думала о целом свете, о том, как попасть в него.
— Вы можете себе представить... давайте назовем это «более широкие горизонты», — продолжал мистер Зитс, будто следя за ходом ее мыслей. Этого было достаточно, чтобы вернуть Кейт на землю и заставить встревожено взглянуть на него. Но его пронзительные глаза были вежливыми и улыбчивыми, он продолжал: — Вы — люди с такой же идеологией, что и у меня, — сказал он и улыбнулся. — Что и у меня.
Что-то в этом его повторении встревожило Кейтлин.
«Что-то произойдет, — поняла она. — Что бы то ни было, он постепенно подходит к этому. Вот оно».
В комнате повисло долгое молчание. Мистер Зитс смотрел на стол, слабо улыбаясь, будто погруженный в размышления. Габриэль пил бренди, сузив глаза, при этом смотря на пол. Казалось, он тоже был погружен в размышления. Кейт была слишком обеспокоена, чтобы говорить или двигаться. Ее сердце начало медленный, непрекращающийся громкий стук.
Тишина уже становилась ужасающей, когда Габриэль поднял голову. Он посмотрел мистеру Зитсу в глаза и, слабо улыбнувшись, сказал:
— И какая же у вас идеология?
Мистер Зитс взглянул на Кейтлин. Просто формальность. Казалось, он полагал, что Габриэль говорит за них обоих.
Когда он снова начал говорить, это был ужасный заговорщический тон. Как будто они делили секрет. И как будто они уже пришли к согласию.
— Разумеется, стипендия — это только начало. Но, естественно, вы это уже осознали. У вас двоих такой... огромный потенциал... так что, с правильной подготовкой вы могли бы устанавливать свои собственные цены.
И снова Габриэль слабо улыбнулся.
— А правильная подготовка — это?..
— Я думаю, настало время вам показать. — Он поставил пустой стакан на стол. — Следуйте за мной.
Мужчина поднялся и повернулся к панели из грецкого ореха. Когда он потянулся, чтобы прикоснуться к ней, Кейтлин бросила на Габриэля испуганный взгляд, но он на нее не смотрел. Казалось, все его внимание было сфокусировано на мистере Зитсе. Панель соскользнула. Кейт на секунду увидела черный прямоугольник, а затем замерцал красноватый свет, видимо, активированный автоматически. Силуэт мистера Зитса вырисовался на его фоне.
«Мой рисунок!» — подумала девушка.
Не совсем. На мистере Зитсе не было пальто, да и красный свет не был таким ярким. Ее рисунок скорее был символическим, нежели реальной передачей события, но, тем не менее, она его узнала.
— Сюда, — почти торжественно сказал мистер Зитс, поворачиваясь. Несомненно, он ожидал, что они будут удивлены, но Кейтлин не могла заставить себя притворяться. И когда она вступила вслед за Габриэлем в зияющий прямоугольник и начала спускаться, она поняла, что также не может и сопротивляться. Для этого было уже слишком поздно. Мистер Зитс смотрел на нее. Собаки поднялись и следовали прямо за ней. У нее не было выбора. Она пошла за Габриэлем.
Лестница была длиннее, чем такая же в Институте, и вела она в коридор со множеством дверей и разветвляющихся коридоров.
«Целый подземный комплекс», — поняла Кейтлин.
Мистер Зитс вел их в самый конец.
— Это... очень особенная комната, — сказал он им, остановившись перед двойными дверьми. — Мало людей видело то, что я сейчас собираюсь показать вам.
Он открыл одну из дверей и повернулся к ним, приглашая войти и внимательно изучая их лица. В зеленоватом флуоресцентном свете коридора его лицо приобрело нездоровый, бледный как мел оттенок, а его глаза, казалось, сверкали.
У Кейтлин по коже побежали мурашки. Она внезапно осознала, что, что бы там ни было, это, бесспорно, было ужасным.
Габриэль заходил внутрь, мистер Зитс смотрел на нее своим сверкающими глазами на похожем на труп лице.
У нее не было выбора.
Комната пугала своей белизной. Все, о чем Кейтлин могла думать вначале, так это то, что она именно так представляла себе лаборатории в Институте. Белые стены, белый кафель, все безупречное и сверкающее, стерильное. Множество незнакомых машин по краям, включая огромную сетчатую
