– Что за глупости?
– Ты носишь металл!
Только теперь я понял, что Волчонок указывает на мой медный браслет. От мальчика исходила волна страха, рыча и плача одновременно, он начал перевоплощаться.
– Стой, дурень, не делай этого, – попросил я.
– Ты зверолов! – рычал мальчишка, оскалившись.
– Какой еще зверолов?! – воскликнул я. – Я волк, обыкновенный волк!
– Волки не выносят металла, – плакал Волчонок. Я схватил его за волосы, пока он еще не принял обличье волка, и, приподняв от пола, поднес к своему лицу. Он беспомощно дрыгал ногами и ныл.
– Посмотри в мои глаза, щенок, понюхай меня, – прорычал я, начиная раздражаться непонятливостью ребенка, – я волк.
– Волки не выносят металла, – упрямо прохныкал Волчонок.
В этот момент, отдернув полог, в комнату заглянула рабыня.
– Фестр велел узнать, не нужно ли тебе чего, господин Залмоксис, и принести вот это.
Девушка поставила на подстилку кувшин вина.
– Пошла вон! – рявкнул я на нее.
Рабыня исчезла так молниеносно, будто умела становиться невидимой.
Я швырнул Волчонка в угол комнаты, взбешенный, сел на постель. Но его поведение совершенно изменилось. Мальчишка перестал преображаться, вернулся в человеческое обличье и пополз ко мне на коленях. Его лицо, залитое слезами, сияло, словно луна.
– Залмоксис! Залмоксис, – шептал Волчонок, – неужели я нашел тебя?
Рыдая, он обхватил мои колени и, подняв ко мне сияющие глаза, повторял одно и то же:
– Залмоксис, Залмоксис, прости меня, мой бог. Я не узнал тебя, прости меня, Залмоксис!
Растерявшись, я не знал, что делать с плачущим ребенком, погладил его по голове, пытаясь утешить. Но моя ласка вызвала в нем еще большую истерику. Наконец, не выдержав (в конце концов, я не обучен утешать детей), я вновь слегка пнул его.
– Немедленно успокойся и заткнись, иначе я выпорю тебя! – проревел я.
Угроза подействовала на маленького оборотня лучше, чем ласка. Мальчик отполз обратно в угол, вытирая грязными руками слезы, и смотрел на меня, широко раскрыв голубые глаза. Я отпил вина из кувшина, которое оказалось очень кстати, протянул его мальчишке. Волчонок сделал глоток, подавился, выронил кувшин, пролив вино на пол.
– Успокоился? – спросил я строгим голосом.
– Да, – кивнул мальчик.
– Теперь рассказывай, кто ты и откуда.
– Залмоксис! – проговорил мальчик почти спокойным голосом, в котором еще были слышны всхлипы. – Я посланник! Я сын вождя даков, мое племя послало меня к тебе за помощью. Звероловы преследуют нас, мы погибаем. Приди, защити нас!
Мальчишка стоял на коленях, прижав ладони к груди, старался сдержать дрожь, смотрел на меня своими сказочными детскими глазками.
– Ну, ты, – смутился я, – что за шутки?! И не зыркай на меня. Что за чушь ты несешь? Какое племя? Какие звероловы? Какая помощь? Я тебя впервые вижу.
– Но ведь ты наш бог, Залмоксис, к кому же как не к тебе взывать нам, твоим детям? Мы – волки, мы – твои даки.
Я хмыкнул. Только детей мне теперь не хватало, да еще не совсем вменяемых. Я поднялся и выглянул за полог. Рабыня сидела неподалеку на полу. В конце коридора стояли два вооруженных эллина. Увидев меня, девушка вскочила и поклонилась.
– Иди сюда, – позвал я ее и вернулся в комнату. Девушка вошла, испуганно пялясь то на меня, то на грязное существо в углу комнаты.
– Кто этот мальчик? – спросил я ее.
– Новый раб нашего господина, – ответила девушка, снова кланяясь. – Его привезли два дня назад.
– Тебе что, спину трудно прямо держать? – раздраженно спросил я. – Отвечай, зачем его привели в мою комнату?
– Хозяин велел, – сказала рабыня.
Я задумался. Мне подсунули не просто ребенка, а оборотня, такого же, как я. И внезапно я почувствовал свою уязвимость.
– Принеси еды и воды, – приказал я девушке, и она удалилась.
Я вновь попытался расспросить ребенка, но его невнятная болтовня о богах, звероловах и металле начала раздражать меня. Я не мог понять, о чем он говорит. Время от времени он опять принимался всхлипывать, отчего говорил еще путанее. Одно было ясно, с мозгами у мальчишки не все в порядке. Я заметил на его теле множество шрамов от глубоких ран и свежие кровоподтеки. Возможно, ему пришлось пережить страшные муки, и он лишился рассудка, не выдержав страданий.