Филипп уставился на гостя с нескрываемой ненавистью.
Что касается Поппи, то ее охватила радость. Прощай, Жаклин, пока, Микаэла, оревуар длинные ноги Жаклин и огромная, словно надувная, грудь Микаэлы. Лето сулит ей необыкновенное счастье.
Многие думали, что отношения Джеймса и Поппи носят дружеский характер, но все обстояло иначе. Уже много лет Поппи точно знала, что рано или поздно выйдет замуж за Джеймса. Это была вторая мечта ее жизни; первая состояла в том, чтобы посмотреть мир. Просто она еще не удосужилась сообщить Джеймсу о своих планах, поэтому пока он пребывал в заблуждении, что ему нравятся длинноногие девушки с накладными ногтями и крепкими ягодицами.
— Ну, как новый диск? — спросила она, чтобы отвлечь его от яростного обмена взглядами с будущим шурином.
Джеймс понял ее:
— Вот, это новый альбом. Этно-техно.
Поппи обрадовалась:
— Ой! Снова тувинское горловое пение, пойдем скорее слушать.
В эту минуту в кухню вошла мама Поппи. Миссис Хилгард, холодная, во всем безупречная блондинка, очень походила на хичкоковских героинь.[2] Ее лицо выражало безусловную уверенность в себе и способность справиться с любыми препятствиями. Вылетая из кухни, Поппи чуть не сшибла ее с ног.
— Извини, ма, доброе утро.
— Подожди-ка, ну-ка задержись на минуту, — сказала «ма», ловко поймав Поппи за край футболки. — Доброе утро, Фил, доброе утро, Джеймс, — добавила она.
Фил поздоровался, Джеймс кивнул в ответ вежливо и иронично.
— Здесь кто-нибудь завтракал? — спросила миссис Хилгард, и когда мальчики ответили утвердительно, повернулась к дочери. — А ты? — осведомилась она, пристально глядя ей в лицо.
Поппи тряхнула коробкой хлопьев, миссис Хилгард вздохнула.
— Почему ты не нальешь в хлопья молока?
— Так гораздо вкуснее, — твердо ответила Поппи, но когда мама развернула ее за плечи и подтолкнула к холодильнику, девушке пришлось открыть его и взять пакет молока.
— Ну, что вы собираетесь делать в первый день каникул? — спросила миссис Хилгард, переводя взгляд с Джеймса на Поппи.
— Ой, я не знаю, — Поппи посмотрела на Джеймса, — немного послушаем музыку, может быть, прогуляемся по холмам. Или поедем на пляж?
— Все, что захочешь, у нас впереди целое лето, — ответил Джеймс.
Мысленному взору Поппи представилось лето, жаркое, золотое, восхитительное лето. Оно пахло хлорированной водой бассейна и морской солью. Поппи уже предвкушала, как ее кожи коснется теплый бархат морской воды. «Три месяца, — подумала она, — это же целая вечность».
Странно, что она думала о вечности, когда случилось ЭТО.
— Мы можем пробежаться по новым магазинам… — начала она, как вдруг внезапная боль скрутила ее и дыхание остановилось в горле.
«Как плохо!» Пронзительная боль заставила ее согнуться пополам. Пакет с молоком выпал из разжавшихся пальцев, глаза застлала серая пелена.
ГЛАВА 2
— Поппи!
Поппи слышала, как мама ее зовет, но ничего не различала вокруг. Перед глазами плясали черные точки.
— Поппи, что с тобой?
Теперь девушка чувствовала, что мамины руки проскользнули под мышками и заботливо поддерживают ее. Боль потихоньку отступала, и зрение возвращалось к ней.
Она поднялась на ноги и увидела перед собой Джеймса. Он казался совершенно спокойным, но Поппи хорошо его знала и легко прочла в его глазах тревогу. Тут она заметила, что он держит в руках пакет молока. «Наверно, успел подхватить на лету, — предположила Поппи. — Потрясающая реакция, действительно потрясающая».
Филипп тоже был рядом.
— Ты в порядке? Что случилось?
— Я… я не знаю. — Поппи огляделась вокруг, потом вздрогнула и ей стало не по себе. Теперь, когда она чувствовала себя лучше, ей было не по себе оттого, что все смотрят на нее так пристально. Она знала только один способ бороться с болью — игнорировать ее, не думать о ней.
— Снова эта дурацкая боль. Наверное, это гастрит, я знаю, я что-то съела.
Мама нежно взяла Поппи за плечи.
— Поппи, это не гастрит, у тебя ведь были боли и раньше, с месяц назад, помнишь? Этот приступ похож на тот?
Поппи поежилась. На самом деле боль никуда и не уходила, просто в суете и волнениях конца учебного года ей удавалось не обращать на нее внимания, и теперь Поппи почти свыклась с нею.
— Может быть, немного. — Она помедлила. — Но…
Миссис Хилгард этого было достаточно. Она потрепала Поппи по волосам и направилась к телефону.
— Я знаю, ты не любишь врачей, но я все же позвоню доктору Франклину и попрошу тебя осмотреть. Мне не нравятся эти приступы.
— Ну ма, ведь каникулы…
Миссис Хилгард прикрыла рукой телефонную трубку.
— Поппи, это не обсуждается, быстро иди одевайся.
Поппи застонала, хотя понимала, что это ничего не изменит. Она кивнула Джеймсу, который задумчиво глядел на эту сцену.
— Давай хотя бы диск послушаем, прежде чем я уеду к врачу.
Он посмотрел на диск так, будто видит его впервые, и поставил на стол пакет молока. Фил отправился за ними в холл:
— А ты, парень, подожди здесь, пока она будет одеваться.
Джеймс даже не обернулся.
— Остынь, Фил, — сказал он с отсутствующим видом.
— Я же сказал, держись подальше от моей сестры, мерзавец.
Поппи лишь покачала головой и вошла в свою комнату. Можно подумать, Джеймс жаждет увидеть ее неодетой! «Если бы!» — мрачно подумала она, вытаскивая из шкафа шорты. Надевая их, она все еще качала головой. Джеймс был ее лучшим другом, а она была его лучшим другом, но он никогда не выказывал желания «держаться к ней поближе». Иногда она спрашивала себя, помнит ли он вообще, что она девчонка. «В один прекрасный день я открою ему глаза», — решила она и распахнула перед ним дверь.
Джеймс вошел и улыбнулся ей. Эту улыбку редко видели окружающие, не издевательскую или ироничную ухмылку, а открытую приветливую улыбку.
— Извини за эту сцену: приступы, врачи, и все такое, — сказала Поппи.
— Нет, ты обязательно должна пойти к врачу. — Джеймс нежно посмотрел на нее. — Твоя мама права, все это продолжается слишком долго. Ты похудела, боль не отпускает даже ночью.
Поппи уставилась на него в изумлении. Она никому не рассказывала о том, что ночью боль усиливается, даже ему. Просто Джеймс понимал ее, понимал, и все тут. Так, как если бы мог читать ее мысли.
— Просто я знаю тебя, вот и все. — Он искоса взглянул на нее своим загадочным взглядом и достал диск.
