Дневники вампира: Голод

заглядывает. Вот почему первобытные люди страшатся зеркал – они боятся, что их души будут пойманы в ловушку и похищены. Предполагается, что мне подобные вообще не отражаются в зеркалах – ведь у нас нет душ.

Медленно-медленно он протянул руку к зеркалу заднего вида, наклоняя его так, чтобы Елена смогла туда заглянуть. В посеребренном стекле она увидела его глаза, потерянные, загнанные и бесконечно грустные.

Она почувствовала, что сейчас просто необходима поддержать Стефана.

– Я люблю тебя, – прошептала Елена.

Это было единственное утешение, которое она могла ему предоставить. Больше у них ничего не оставалось.

Стефан крепко обнял Елену и зарылся лицом в ее волосы.

– Ты – мое зеркало, – прошептал он в ответ.

Напряжение постепенно уходило из его тела, пока теплота и спокойствие, напротив, втекали внутрь. Елена также ощутила облегчение, и покой буквально ее пропитывал. Было так славно, что она чуть не забыла уточнить у Стефана смысл его последней фразы. Вспомнила она об этом, только когда они стали прощаться у входной двери.

– Я – твое зеркало? – спросила Елена тогда, глядя на Стефана.

– Ты забрала мою душу, – пояснил он. – Закрой дверь и сегодня ночью больше ее не открывай.

Затем Стефан ушел.

– Елена, слава богу! – воскликнула тетя Джудит. Когда Елена недоуменно на нее посмотрела, тетя добавила: – Бонни звонила с вечеринки. Она сказала, что тебе вдруг стало плохо. Когда ты не вынулась домой, я встревожилась.

– Мы со Стефаном поехали прокатиться. – Елене очень не понравилось, как изменилось лицо тети после упоминания о Стефане. – А что, есть проблемы?

– Нет-нет, просто… – Тетя Джудит явно не знала, как закончить предложение. – Знаешь, Елена, мне кажется, будет лучше… если ты станешь реже видеться Стефаном.

Елена окаменела.

– И ты туда же?

– Нет, не то чтобы я верила в эти сплетни, – стала убеждать ее тетя Джудит. – Но, ради твоего собственного блага, лучше держать его на определенной дистанции, иначе…

– А может, лучше вообще его бросить? Отвергни Стефана потому, что люди распускают о нем разные слухи? Держаться подальше от оклеветанного из опасения, что часть грязи прилипнет ко мне? – Гнев оказался желанным выходом, и слова буквально прыгали в горле у Елены, пытаясь разом оттуда выбраться. – Нет, тетя Джудит, мне не кажется, что это будет лучше. А если бы речь шла о Роберте?

– Елена, я запрещаю тебе разговаривать со мной в таком тоне!..

– Я все равно уже закончила! – выкрикнула Елена и резко развернулась к лестнице.

Ей удалось сдерживать слезы, пока она не оказалась в своей спальне и не закрыла за собой дверь. Затем Елена бросилась на кровать и горько зарыдала.

Вскоре Елена заставила себя встать, чтобы позвонить Бонни. Бонни была сильно возбуждена и чрезмерно говорлива. Почему Елена спрашивает, не случилось ли чего-нибудь необычного после того, как они со Стефаном ушли? Необычным стал сам их уход! Нет, этот новый парень Дамон ничего такого про Стефана не говорил, он просто поболтался там еще немного, а затем исчез. Нет, Бонни не видела, чтобы он с кем-нибудь уходил. А что? Елена что, ревнует? Да-да, конечно, это шутка! Хотя он действительно был великолепен, разве не так? Чуть ли не великолепнее Стефана – если, конечно, тебе нравятся темные волосы и черные глаза. С другой стороны, если тебе нравятся более светлые волосы и карие глаза…

Тут Елена немедленно заключила, что у Алариха Зальцмана глаза карие.

Наконец она повесила трубку и только тогда вспомнила про записку, которую нашла у себя в сумочке. Пожалуй, Елене следовало спросить у Бонни, не подходил ли кто-нибудь к ее сумочке, когда она была в столовой. С другой стороны, Бонни и Мередит тоже отлучались в столовую. Кто-то мог подложить записку именно тогда. От одного вида темно-лилового листка бумаги Елена ощутила во рту медный привкус. Она едва могла на нее смотреть. Но теперь, оставшись в одиночестве, Елена непременно должна была развернуть записку и прочесть ее снова. Все это время она надеялась, что слова каким-нибудь образом станут другими. Возможно, раньше она просто ошиблась.

Но слова не стали другими. Четкие угловатые буквы так резко выделялись на бледном фоне, как будто они были десять футов в вышину.

Я очень хочу до него дотронуться. Больше, чем до любого из моих знакомых мальчиков. И Стефан тоже хочет до меня дотронуться, потому что явно сдерживается.

Ее слова. Записанные ею самой в дневник. В тот, который похитили.

На следующий день Бонни и Мередит постучали в дверь дома Гилбертов.

– Стефан позвонил мне вчера вечером, – сообщила Мередит. – Он сказал, что не хотел бы, чтобы ты сегодня шла в школу одна. Сам Стефан сегодня в школу не собирается, так что он попросил, чтобы мы с Бонни тебя проводили.

– Эскортировали, – уточнила Бонни, которая явно пребывала в хорошем настроении. – Отконвоировали. По-моему, чертовски мило с его стороны, что он так заботлив.

– Надо думать, он тоже Водолей, – предположила Мередит. – Идем, Елена. А то я убью эту дурочку, прежде чем она заикнется насчет Алариха.

Елена шла молча, размышляя о том, что за дела могли найтись у Стефана, чтобы он решил пропустить занятия в школе. Сегодня она чувствовала себя такой уязвимой и беззащитной, как будто с нее содрали кожу. В такие дни Елена готова была расплакаться от любого пустяка.

На доске объявлений у канцелярии был приколот листок темно-лиловой бумаги.

Ей следовало бы заранее догадаться. Глубоко внутри себя Елена уже это знала. Вор не успокоился на том, что сама Елена узнала о его знакомстве с ее, исключительно личными записями. Теперь он демонстрировал ей, что эти записи вполне можно сделать публичными.

Елена оторвала записку от доски и быстро ее скомкала – после того, как прочла. Слова словно горели у нее перед глазами.

Мне кажется, кто-то причинил ему ужасную боль в прошлом, и Стефан так и не смог с этим примириться. А еще мне кажется, что у него есть какая-то страшная тайна, и он отчаянно боится, что я ее открою.

– Елена, это еще что? В чем дело? Елена, вернись!

Бонни и Мередит последовали за ней до ближайшего дамского туалета, где Елена встала над мусорной корзиной, разрывая записку на микроскопические клочки и дыша так, словно она только что пробежала стометровку. Бонни и Мередит переглянулись, а затем дружно посмотрели на туалетные кабинки.

– Ну ладно, – громко сказала Мередит. – Привилегия старших. Эй, ты! – Она постучала по единственной закрытой дверце. – Выходи!

Послышалось какое-то шуршание, а затем из кабинки появилась ошарашенная восьмиклассница.

– Но я даже не…

– Прочь отсюда, – приказала Бонни. – А ты, – велела она девочке, моющей руки над раковиной, – встань за дверью и позаботься о том, чтобы сюда никто не вошел.

– Но почему? Что вы тут…

– В темпе, мочалка. Если кто-нибудь войдет в эту дверь, ты за это ответишь.

Как только дверь закрылась, Бонни и Мередит подступили к Елене.

– Ладно, это вооруженное нападение, – сказала Мередит. – Давай, Елена, выкладывай.

Елена порвала последний крошечный клочок бумаги, не зная – плакать ей или смеяться.

Она хотела все рассказать подругам, но не могла. Тогда она решила рассказать им только про дневник.

Выслушав краткую историю, Бонни и Мередит были столь же разгневаны и возмущены, как и сама Елена.

– Должно быть, дневник украли на вечеринке, – наконец заключила Мередит, как только все трое закончили свои рассуждения касательно характера вора, его морального облика и вероятного места