Елене на талию. Елена ощущала тепло пальцев и нежное давление. Она подобрала юбки, и они начали танцевать.
Танец вызывал у нее такие восхитительные ощущения, словно это был полет, и тело Елены с потрясающей точностью знало каждое движение. Они с Дамоном все танцевали и танцевали в пустом зале, идеально откликаясь друг на друга.
Однако постепенно танец замедлялся, а улыбка Дамона пропадала. Наконец Елена застыла неподвижно в кольце его рук. Темные глаза Дамона больше не мерцали искрами веселья; они казались яростными и страстными. Елена с трезвой серьезностью на него посмотрела, ничего не боясь. И именно в этот момент ей впервые явственно показалось, что это всего лишь сон. Елена ощутила такую апатию и слабость, что у нее закружилась голова.
Роскошный зал словно помутнел. Елена ясно видела только глаза Дамона, и они нагоняли на нее все большую и большую сонливость. Она позволила своим глазам почти закрыться, и голова ее запрокинулась. Елена тяжко вздохнула.
Теперь она могла ощутить взгляд Дамона на своих губах и на своем горле. Улыбнувшись сама себе, Елена полностью закрыла глаза.
Дамон крепко ее поддерживал, не давая упасть. Елена чувствовала его губы у своей шеи, такие жаркие, будто у него была лихорадка. Затем она ощутила аккуратный укол. Боль, впрочем, быстро прошла, и Елена расслабилась от удовольствия, пока Дамон вытягивал из нее кровь.
Елена припомнила это ощущение – она словно плавала на ложе золотистого света. Восхитительное спокойствие объяло все ее тело. Елена чувствовала сонливость, казалось, что каждое движение дается ценой невыносимых усилий. Но она и не хотела двигаться – ей было слишком хорошо.
Елена нежно гладила голову Дамона, прижимая ее к своей шее, продевая пальцы сквозь мягкие темные пряди. Волосы Дамона были как шелк, они словно жили своей собственной жизнью под ее пальцами. Чуть- чуть приоткрыв глаза, Елена увидела перед собой радугу в пламени свечи. Красное, голубое и лиловое, совсем как… совсем как оперение…
И тут все разлетелось на куски. Внезапно возникли страшная боль в шее и ощущение, что у Елены вырывали душу. Она отталкивала от себя Дамона, нещадно его царапала, силясь отпихнуть. Крики звенели у нее в ушах. Дамон отчаянно с ней сражался, но не в человеческом облике – это была ворона. Громадные крылья с жуткими хлопками били Елену.
Глаза ее были широко распахнуты. Елена поняла, что проснулась, и стала кричать. Роскошный бальный зал исчез, и девочка очнулась в темной спальне. Но жуткий сон преследовал ее и наяву. Когда Елена включила свет, кошмар обрушился на нее с силой. Крылья били ее по голове, а острый клюв тянулся к шее.
Одной рукой Елена отбивалась от наглой птицы, другой прикрывала глаза. Она по-прежнему кричала во весь голос. Но деться Елене было просто некуда. Ужасные крылья продолжали хлопать, и звук такой, будто кто-то перетасовывал тысячу карточных колод разом. Дверь резко распахнулась, послышались другие крики. Теплое, тяжелое тело вороны упало на ее голову, и Елена истошно завопила. Затем кто-то стал стаскивать ее с постели, и секунду спустя Елена оказалась за спиной у отца Бонни, под его защитой, у мистера Маккаллога была швабра, и он отчаянно ею размахивал, стараясь попасть по вороне. Бонни стояла в дверях. Елена бросилась к ней и обняла подругу. Отец Бонни закричал, а затем последовал удар шваброй по оконной раме.
– Она улетела, – вымолвил мистер Маккаллог, тяжело дыша.
Мэри и ее мама, облаченные в домашние халаты, стояли в коридоре.
– У тебя идет кровь, – в тревоге проговорила миссис Маккаллог, обращаясь к Елене. – Проклятая тварь тебя поклевала.
– Ничего-ничего, – отозвалась Елена, вытирая пятнышко крови у себя на щеке.
От сильнейше потрясения колени ее подгибались.
– Но как она сюда попала? – спросила Бонни.
Мистер Маккаллог принялся осматривать окно.
– Тебе не следовало оставлять его открытым, – сказал он Елене. – И зачем тебе понадобилось открывать все запоры?
– Но я их вовсе не открывала! – возмущенно воскликнула Елена.
– Когда я услышал, как ты кричишь, и вошел, окно было открыто, – недовольно промолвил отец Бонни. – Просто не знаю, кто еще мог это сделать кроме тебя.
Елена осмотрительно подавила свои протесты! С опасливой нерешительностью она подошла к окну. Мистер Маккаллог не лгал – запоры были открыты. И это можно было проделать только изнутри.
– Наверное, ты страдаешь лунатизмом, – вмешалась Бонни, отводя Елену в сторону, пока ее отец запирал окно. – Нам нужно привести тебя в порядок.
Лунатизм. Сомнамбулизм. Внезапно Елена вспомнила весь тот кошмарный сон. И коридор с зеркалами, и бальный зал, и Дамона. Она отстранилась от Бонни.
– Я сама приведу себя в порядок, – сказала Елена, явственно слыша, как ее голос дрожит на грани истерики. – Нет… правда… я сама. – Она убежала в ванную, захлопнула за собой дверь и встала лицом к зеркалу, пытаясь успокоить дыхание.
Елена меньше всего желала разглядывать себя в зеркале. И все-таки она, дрожа всем телом, заставила себя в него заглянуть. Дюйм за дюймом Елена медленно сдвигалась в сторону, пока ее отражение не появилось целиком на серебристой поверхности.
Мертвенно-бледное лицо предстало ее взору. Под испуганными глазами виднелись синие тени. Пятнышки крови размазаны по всему лицу.
Елена медленно-медленно повернула голову и подняла волосы. Увидев свою шею, она невольно вскрикнула.
На идеально гладкой коже виднелись две свежие ранки.
Глава 9
– Я скорее всего, пожалею потом, но все таки задам тебе вопрос, – произнес Мэтт, переводя покрасневшие глаза с автострады на сидящего рядом Стефана. – Не можешь ли ты мне сказать ради чего нам понадобилось доставить эти супер особенные, совершенно недоступные и исключительно- полутропические сорняки Елене?
Стефан посмотрел на заднее сиденье, где лежали плоды их невероятно мучительного поиска, растения, с разветвленными зелеными стеблями мелкозубчатыми листьями, действительно а напоминали сорняки. Высохшие останки цветов на концах побегов выглядели на редкость жалко. Так что сложно было сделать вид, будто эти растения представляли собой какую-то эстетическую ценность.
– Ничего, если я скажу, что их можно использовать для изготовления исключительной натуральной примочки для глаз? – после недолгого раздумья предложил Стефан. – Или, допустим, ценнейшего травяного чая?
– Да? Ты правда хотел что-то такое сказать?
– Да нет, не особенно.
– Очень хорошо. Потому что, если б ты это сделал, я мог бы как следует тебя разукрасить.
Искоса глядя на Мэтта, Стефан радостно улыбнулся.
Его охватило странное чувство. Ничего подобного он не испытывал вот уже пять столетий, если не считать встречи с Еленой. Его признавали, его принимали.
Стефан делил тепло с настоящим другом, который не знал всей правды о нем, но все равно ему доверял. Который отчаянно хотел ему верить. Стефан сильно сомневался, что он заслужил такое отношение, но не мог отрицать того, что это отношение для него означало. Теперь он почти чувствовал себя… человеком.
Елена не сводила глаз со своего отражения в зеркале. Нет, это не сон. Не только сон. Ранки на шее безоговорочно это доказывали. И теперь, когда Елена их увидела, она ощутила странную легкость в голове, почти головокружение.
И в этом была ее собственная вина. Елена с такой убежденностью предупреждала Бонни и Мередит о том, чтобы они не приглашали никаких незнакомцев к себе домой. И все это время она забывала что сама пригласила Дамона в дом к Бонни ночью, когда они устроили «немой ужин» в столовой у Бонни, и Елена
