В вагоне стояла кромешная тьма, но ночное зрение помогало нам лавировать между куч угля. Наконец мы обнаружили дверь и оказались в спальном вагоне первого класса. Пока никто не видел, мы стащили рубашки и две пары брюк из оставленного без присмотра чемодана. Они сидели не идеально, но выбирать не приходилось.
Мы рискнули пройти по тряскому поезду в вагон второго класса и тут кто-то схватил меня за плечо. Я рефлекторно замахнулся и зарычал. Человек в форме кондуктора отшатнулся и глухо ударился о стенку купе.
Я сжал челюсти, чтобы не прорезались клыки.
— Простите! Вы напугали меня… — Я осекся. Собственный голос был мне незнаком. Всю прошлую неделю мне приходилось общаться в основном хриплым шепотом, и я удивился тому, насколько человеческим кажется мой голос. Но я был гораздо сильнее, чем можно было предположить по этим звукам. Я поставил кондуктора на ноги и поправил на нем фуражку:
— С вами все в порядке?
— Надеюсь, — ошарашенно ответил кондуктор, ощупывая собственные руки, как будто желая убедиться, что они на месте. На вид ему было лет двадцать, у него была землистая кожа и светлые волосы.
— Ваши билеты?
— Ах да, билеты, — голос Дамона звучал ровно, по нему никак нельзя было предположить, что всего несколько минут назад мы неслись галопом наперегонки со смертью, — они у брата.
Я метнул в него злобный взгляд; он улыбнулся в ответ, спокойно и насмешливо. Я посмотрел на него повнимательнее. Ботинки у него были грязные без шнурков, рубашка выбилась из брюк, но что-то — даже помимо орлиного носа и аристократического подбородка — придавало ему поистине королевский вид. Я с трудом узнавал его: это был не тот Дамон, с которым я вырос, и даже не тот, которого я начал узнавать на прошлой неделе. Теперь, когда мы бежали из Мистик-Фоллз к какой-то невидимой неведомой точке на горизонте, в Дамоне появилось что-то новое, спокойное и непредсказуемое. И в этих новых обстоятельствах я не знал, кто мы: компаньоны или заклятые враги.
Кондуктор обернулся ко мне и скривил губы, оценив мою непритязательную внешность. Я поспешно заправил рубашку в брюки.
— Мы очень спешили и… — Я растягивал слова, надеясь, что благодаря южному акценту слова будут звучать более искренно — и человечно. Он выпучил глаза как золотая рыбка, и тут я вспомнил вампирское искусство убеждения, которое Катерина с успехом на мне применяла: —…И я уже показал вам свой билет, — медленно добавил я, мысленно заставляя его мне поверить.
Кондуктор свел брови:
— Нет, не показали, — он тоже говорил очень медленно, тщательно артикулируя каждое слово, как будто разговаривал с безнадежно тупым пассажиром.
Я тихонько чертыхнулся и наклонился к нему:
— Я предъявил вам билет. — Я смотрел ему в глаза, пока мне самому не стало больно.
Кондуктор отступил на шаг и моргнул.
— Билет необходимо иметь при себе постоянно.
Я опустил плечи:
— Ну…
Дамон встал передо мной.
— Наши билеты в спальном вагоне. Извините, мы ошиблись, — он говорил низким, успокаивающим голосом. И ни разу не моргнул, глядя в полуприкрытые глаза. Лицо кондуктора стало бессмысленным, и он сделал шаг назад.
— Это моя ошибка. Проходите, джентльмены. Прошу простить за недоразумение, — он сказал это очень сухо, коснулся фуражки и отступил в сторону, пропуская нас в вагон-клуб.
Как только за нами закрылась дверь, я схватил Дамона за руку.
— Как ты это сделал?
Учила ли его Катерина делать голос низким, смотреть в глаза жертве и заставлять ее выполнять приказы? Я сжал челюсти, раздумывая, упоминала ли она, насколько легко ей удалось меня подчинить. Против воли я вспомнил Катерину, расширяющую глаза, умоляющую сохранить ее тайну, остановить отца, не дать убить ее. Я потряс головой, как будто пытаясь вытряхнуть воспоминания из памяти.
— И кто теперь главный? — протянул Дамон, падая на пустое кожаное сиденье, зевая и потягиваясь, как будто готовясь вздремнуть.
— Ты собираешься спать?
— Почему бы и нет?
— Почему бы и нет? — повторил я одними губами и обвел рукой вагон.
Мы сидели среди хорошо одетых мужчин в пальто и шляпах, которые, несмотря на ранний час, деловито исследовали отделанный деревом бар в углу. Группа мужчин постарше играла в покер, а молодые люди в капитанской форме беседовали за стаканом виски. Мы были незаметны в этой толпе. Здесь не было вампирских компасов, способных раскрыть нашу истинную сущность. С тех пор как мы сели, никто даже не поглядел в нашу сторону.
Я уселся на оттоманку напротив Дамона:
— Видишь? Здесь никто нас не знает. Это наш шанс.
— Ты здесь единственный, кто ничего не знает, — Дамон втянул ноздрями воздух, — чувствуешь?
Теплый, пряный запах крови наполнил ноздри, а стук сердец вокруг напоминал треск кузнечиков летним утром. Жгучая боль пронзила десны. Я прикрыл рот рукой, оглянувшись — не заметил ли кто-нибудь внезапно возникших длинных клыков?
Дамон криво усмехнулся:
— Ты не свободен. Ты прикован к крови, к людям. Они ставят тебя в безвыходное положение, они нужны тебе. Они превращают тебя в убийцу.
На слове «убийца» сидевший через проход мужчина с рыжей бородой и иссушенным солнцем лицом бросил на нас короткий взгляд. Я выдавил мирную улыбку и прошипел:
— Из-за тебя у нас будут проблемы.
— Да-да, но вини в этом только себя, — ответил Дамон и закрыл глаза, сообщив таким образом об окончании беседы.
Я вздохнул и уставился в окно. Мы были всего в тридцати милях от Мистик-Фоллз, но мне казалось, будто все, что я знал, просто перестало существовать. Даже погода была другая — дождь прекратился, и осеннее солнце пробивалось сквозь клочковатые облака и через стекло, отделявшее салон поезда от внешнего мира. Это было интересно: хотя наши кольца и защищали нас от солнца, из-за пронизывающих плоть лучей хотелось спать.
Заставив себя встать, я нашел убежище в темном проходе между купе. Я прошелся от плюшевых сидений первого класса до деревянных скамеек второго.
Наконец я пристроился в пустом спальном купе, спустил занавески, закрыл глаза и открыл уши.
Надеюсь, солдаты Союза ушли из Нового Орлеана и оставили его нам…
Если вы увидите красоток Бурбон-стрит, девочки из Виргинии никогда не покажутся вам прежними…
Будьте осторожны. Там практикуют вуду, а еще там появляются демоны…
Я улыбнулся. Новый Орлеан показался идеальным местом для жизни.
Я устроился в импровизированной постели и позволил поезду убаюкать меня. Я обнаружил, что, отдохнув, охочусь гораздо лучше.
5
