неприметного синего «Москвича», который появился к концу второго дня и проделал весь путь от улицы Красноармейской до подъезда дома Луценко в районе Русановки.
Совпадения быть не могло, владелец «Москвича» делал ту же работу, что и Сергей.
Синий «Москвич» замер в нескольких метрах от машины генерального директора. Причем около часа из его машины так никто и не вышел. Убедившись, что его не заметили, Сергей вернулся домой.
Он тут же позвонил Лысому.
— Толик, это я, Сергей. Всего на пару слов, — сказал Никитиню. Помнишь наш разговор по поводу того негодяя?
— Барыги, что ли? — уточнил Лысый.
— Вот-вот.
— Что случилось?
— Ты своих пацанов снял с наблюдения?
Сопко ответил не раздумывая:
— Как договаривались, а что?
— Да так, ничего, — Сергей выдержал паузу, — просто нашего бычка еще кто-то пасет.
— Это не мои, точно, — заверил друга Анатолий. — Отвечаю…
— А чьи же тогда?
— Понятия не имею.
Никитин повертел трубку в руках и, стараясь не выдать своей озабоченности, сказал:
— Тогда извини, спокойной ночи.
— И тебе тем же по тому же месту, — ответил Сопко и повесил трубку.
А Сергей крепко задумался.
А безвыездно сидевший в Берлине Самид Мирзоев тем временем продолжал строить радужные планы своих побед: для этого у него было все — и деньги, и время, и люди, а главное — дьявольское желание стать хозяином всего на свете…
Мирзоев с детства представлял себя большим начальником. Однако его неудовлетворенное тщеславие не могло быть утолено на берегу Каспийского моря, в прекрасном белом городе, построенном жадными до нефти англичанами. Поэтому с приходом к власти Горбачева он отправился в Германию попытать счастья.
В действительности его и там никто не ждал.
Отец отговаривал его от поездки на чужбину.
— И чего тебе не хватает? — спрашивал Мирзоев-старший. — Институт окончил, можем тебя устроить в районный исполком или, хочешь, откроем кооператив, слава Аллаху, не нищенствуем, скромная копейка всегда имеется, старый Мирзоев, конечно же, кривил душой: на самом деле его капитал был прямо пропорционален занимаемой более пятнадцати лет должности.
Однако Самид поступил по-своему и поселился в Западном Берлине, получив вид на жительство и право на работу, и, как оказалось, не ошибся.
Используя подаренные отцом деньги, он занялся спекуляцией, отправляя в Союз дешевый ширпотреб и получая от этого огромные барыши.
Через пару лет дело развернулось с еще большим размахом.
Теперь Мирза, как уважительно называли его соплеменники, важно раздувал щеки и раздавал указы работающим на него землякам, которые челноками следовали через границу, везя на родину джинсы и дешевые двухкассетники, а обратно контрабандой — золото и валюту, не брезгуя даже столь любимой на Западе русской водкой, черной икрой и расписными матрешками.
Жить бы человеку и радоваться, если бы не одно «но» — неудовлетворенное тщеславие и мания величия.
Еще до того, как Мирза открыл свой план Тахиру, его «посол» Палад встретился с одним из высокопоставленных работников Министерства внутренних дел Украины и передал тому деньги за арест якобы когда-то досадивших Мирзоеву криминальных авторитетов, подчеркнув при этом, что они делают одно общее дело.
Тогда же было намечено два десятка крупных целей в Киеве, Одессе, Харькове и Крыму.
По странному стечению обстоятельств в этом списке оказался и Луценко, ни сном ни духом не подозревающий о нависшей над ним опасности..
«Москвич», на который обратил внимание Никитин, принадлежал одному из боевых звеньев мирзоевской группировки. Однако об этом ему предстояло узнать позднее…
Сергей, поморщившись, посмотрел в сторону «Москвича» и подумал, что это, может быть, простое совпадение Однако секунду спустя он с негодованием отбросил эту мысль.
Совпадений в подобных вещах, как правило, не бывает, тем более, что тут завязаны очень большие деньги, а Луценко, по справедливым догадкам Никитина, был в Киеве не самым бедным человеком.
Пока же Сергей, терзаемый многочисленными вопросами, продолжал наблюдение уже не столько за директором «Ренты», сколько за пассажирами «Москвича», прикидывая в уме, кем же они могли быть посланы.
Ранним апрельским утром Никитин подъехал к дому Луценко.
«Москвич» уже был на месте.
Выйдя из своей машины, Сергей подошел к загадочному автомобилю. Он увидел в салоне троих кавказцев, лица которых нельзя было назвать доброжелательными.
— Кацо, — обратился Сергей к водителю, держа в правой руке незажженную сигарету, — огоньку не найдется?
— Вах, какой я тебе кацо? — возразил тот.
— Ну извини, — Сергей изобразил на лице смущение, — так как с огоньком?
Водитель достал из кармана и протянул ему зажигалку. Не спеша прикурив, Сергей вернул ее владельцу. Удаляясь, он еще раз взглянул на автомобиль. Кавказцы уже забыли о нем и направили свои взгляды в сторону подъезда.
Сергей включил магнитолу и, поймав какую-то легкомысленную мелодию, задумался. Его мысли были прерваны гудком автомобильного клаксона.
«Вольво» Луценко стояла у подъезда, за рулем сидел незнакомый парень лет двадцати с необъятной спиной и маленькой головкой с ежиком коротко стриженных волос, возвышающейся над широкими плечами.
Минут через пять после сигнала из подъезда вышел Луценко. Едва он захлопнул за собой дверцу, как машина, противно пропищав фирменными покрышкам, скрылась за поворотом. «Москвич» последовал за ней.
Сергей решил пока оставить слежку и отправился в ближайшее кафе перекусить.
На свой наблюдательный пункт он вернулся лишь вечером. Тандем «преследуемый — преследователь» еще не появился. Сергей, выключив надоевшую за день кассету, настроил частоту своего приемника на волну местного радио. Он пытался по отдельным понятным словам уловить суть сказанного на украинском языке, но очень скоро это занятие ему тоже надоело, и он вернул кассету на прежнее место.
Открывая третью за сегодняшний день пачку сигарет, он узнал в подъехавшей к дому иномарке машину хозяина «Ренты».
Кавказцы также не заставили себя долго ждать.
Правда, на этот раз они не остались сидеть в своей машине. Как только водитель-«качок» на шведском авто выехал со двора, азербайджанцы бросились вслед за Луценко, который вошел в подъезд Выждав минуту, Сергей осторожно последовал за ними…
Да, жизнь любого человека полна превратностей и случайностей. По мнению Никитина, только очень глупые и самоуверенные люди могут считать, что они вершат свою судьбу. Конечно же, никому не возбраняется «делать себя самому», но никогда нельзя забывать о Его Величестве Случае — иначе говоря, о той самой волшебной, почти мистической фразе: «если бы»…
