— Хорошо, где и в котором часу? — спросила Татьяна после непродолжительной паузы.
Сергей предложил ей встретиться тут же, в кафе, и она согласилась.
— Жду вас через тридцать минут, — тоном, не терпящим возражений, сказал он.
— Тридцать минут, — казалось, на том конце провода вот-вот рухнут стены от неожиданного крика, — к вашему сведению, я еще в постели. Так что раньше, чем через час, не ждите.
Никитин протяжно вздохнул и, смиряясь с неизбежной потерей времени, сказал:
— Что с вами поделаешь, так и быть, сорок минут, но ни секундой дольше. Я ведь знаю женщин — где тридцать минут, там и час, а где час — там и все два.
— Договорились, — явно повеселев, воскликнула Татьяна, — буду через час.
Сергей хотел было что-то еще сказать, но вместо женского голоса трубка ответила короткими гудками.
Минут через пятьдесят в кафе вошла одетая с претензией на светскую элегантность броская молодая блондинка. Видимо, это и была та самая Татьяна. Беглым взглядом окинув зал, она без труда выделила стройную спортивную фигуру высокого молодого человека и, мило улыбнувшись, двинулась по направлению к нему.
— Антон? Еще раз добрый день, — нараспев промолвила она.
— Вы не хотите пройтись? — не отвечая на приветствие, почти утвердительно спросил Никитин. — Тем более погода сегодня нас так балует…
— Почему бы и нет?
Они вышли на булыжную мостовую Арбата и направились в сторону Калининского проспекта.
Стараясь казаться спокойным и безразличным, Никитин спросил:
— Татьяна, вам полный отчет или достаточно кое-каких подробностей, которые удовлетворят ваше любопытство?
— Мне просто интересно, как можно сжечь машину в центре города на охраняемой стоянке, не повредив при этом соседние автомобили? поинтересовалась девушка, заглянув собеседнику в глаза.
— Ну положим, упомянутое вами событие — это не моя заслуга, а местных сторожей, — ответил Никитин. — Больше вас ничего не интересует, я правильно понял?
— Пожалуй, вы правы. Да, кстати, — спохватилась Татьяна, — здесь оставшаяся сумма.
Она попыталась вытащить из дамской сумочки туго перевязанный пакет, завернутый в крафтовую бумагу. Никитин жестом остановил ее, а потом добавил:
— Сейчас мы с вами зайдем вот в эту милую лавчонку, купите себе что-нибудь, скажем, какую-нибудь безделушку. Когда будете расплачиваться, то оставьте пакет на прилавке, а я его спрячу.
— Ох уж эта конспирация, — улыбнулась Татьяна.
Они зашли в магазин сувениров и сделали все так, как просил Никитин. Когда они вновь вышли на улицу, он обратился к Татьяне с вопросом:
— Надеюсь, вы всем остались довольны? — и, выдержав паузу, добавил:
— Мне тоже было очень приятно иметь с вами дело. Ну что ж, до свидания.
Он повернулся, собираясь уйти.
— Погодите, Антон, — Татьяна взяла его за рукав куртки, — еще один, чисто женский, вопрос.
— ?
— Вам было страшно?
— Страх не входит в список оплаты моих услуг, — с некоторой отстраненностью произнес Никитин.
— Знаете, Антон, вы мне представляетесь именно тем мужчиной, о котором мечтает каждая девушка еще со школьной скамьи, — и несколько помедлив, добавила:
— А я вам нравлюсь?
— Это тоже не входит в мои услуги, если хотите, дам вам телефончик, где вас смогут удовлетворить, — он понимал, что груб с нею, и она действительно ему нравилась. Но он дал себе зарок не поддаваться женским чарам.
Как много известно случаев, когда из-за такой вот милой «кисы» сгорали лучшие профессионалы!
Будучи психологом по необходимости, а не по профессии, молодой человек знал, что достаточно небольшой грубости или насмешки, чтобы симпатия превратилась в злость и ненависть к нему.
Поэтому, изобразив на лице похабно-наглую гримасу, он произнес:
— У вас привлекательная обертка, но я уверен, что вместо сладкой шоколадки внутри жесткая карамель, — и желая поставить точку, высокомерно добавил:
— Да и потом, океанский лайнер никогда не войдет в воды сточного озера.
Развернувшись, Писарь пошел прочь. Ему не нужно было оглядываться, чтобы проверить, какое впечатление произвели на девушку его слова.
Вслед ему донеслось:
— Высокомерный болван, кретин…
Дойдя до Калининского проспекта, Сергей, порывшись в карманах, извлек двухкопеечную монету и опустил ее в телефон-автомат.
В телефонной трубке раздался хрипловатый старческий голос:
— Слушаю.
— Привет, Григорьич, это я, Писарь.
— Здорово, узнал тебя, — на том конце провода прокашлялись, — извини, прихворнул маленько.
— Весна на улице, — засмеялся Сергей, — пора выздоравливать.
— И не говори. Что, есть какие-то новости? — спросил Григорьич. — Или так позвонил?
— Хочу в гости подскочить. Может, привезти тебе чего?
— Папирос купи по дороге, — старик по привычке называл папиросами любые табачные изделия, будь то сигареты, трубка или сигары.
— Ладно, через полчаса буду, — сказал Сергей, вешая трубку.
Григорьич, или, если быть точным, Василий Григорьевич Корин, был очень авторитетный вор старой закалки. «В законе» он не был только потому, что имел семью и не хотел лишать себя мирских радостей. За свою первую отсидку еще в молодости он получил кличку Вася Доктор.
Корин тогда залез в квартиру к одному известному московскому врачу-кардиологу, у которого водились немалые деньги. Когда докторские ценности и деньги перекочевали в карманы грабителя и он собрался уходить, на пороге квартиры некстати возникла возвращавшаяся из магазина мать врача.
Увидев Васю, она громко вскрикнула и потеряла сознание. Падая, старуха разбила себе голову.
Молодой вор хотел было сбежать вниз по ступенькам, но, увидев, что распластавшаяся на лестничной клетке пожилая женщина разбила себе голову, задержался. Достав из кармана не первой свежести носовой платок, он приложил его к кровоточащей ране.
В это время как назло с дежурства вернулся участковый, живший на одном этаже с хозяином, и это предопределило судьбу Корина.
Моментально оценив ситуацию, милиционер задержал незадачливого вора.
В зоне зеки от души смеялись над сердобольным Василием. С тех пор и пошло: «Вася Доктор».
Правда, один из авторитетов, выслушав тогда рассказ Корина, резюмировал:
— То, что ты попался, — это, конечно, плохо, но что не бросил старушку помирать, — это хорошо.
Человек, который ценит не только свою жизнь, никогда не станет негодяем. Из тебя будет толк.
«Авторитет» не ошибся. Именно Вася Доктор в свое время здорово помог Никитину — и в переполненной камере Бутырки, когда тот терял сознание, и на пересылке…
После первой отсидки Вася Доктор стал совершенно другим человеком.
Первое, на что он обращал внимание в людях. была порядочность. Если какую-нибудь спорную ситуацию брался рассудить Корин, то обе стороны были уверены в справедливости его решения. И к нынешним шестидесяти годам его авторитет держался не на громких кражах и долгих отсидках, а лишь на славе справедливого человека. Единственным исключением, с кем Доктор мог быть лживым, подлым и беспредельно необязательным, были служители Фемиды. Ментов он ненавидел лютой ненавистью и даже
