утвержденных ранее точках строительство второго и третьего объектов. Все, – он решительно захлопнул красную папку с золотым гербом, – можно «наверх», докладывать результаты.
Второй, молчаливый, собеседник пружинисто подскочил и вытянулся по стойке смирно:
– Разрешите идти, товарищ генерал?
Небрежно кивнув, начальственный хозяин кабинета не удержался от невольного вопроса:
Так что, говоришь, в «насовском» центре Годдарда лихорадочно меняют полетную сетку «Спейс Шаттлов»?
И, не слушая уставного ответа: «Так точно! Меняют, товарищ генерал!», еще раз небрежно махнул рукой и погрузился в следующую стопку бумаг из папки с угрожающим грифом «Строго секретно», на которой каллиграфическим почерком было выведено «НИР 'Гранит-М'».
Пролетели десятилетия, рухнула одна из могущественнейших в мире держав, что кардинально изменило геополитическую обстановку. Вместе с политической системой обрушилась и экономика страны, потянув за собой науку, культуру и образование. Лишь в редких интеллектуальных «очагах» на месте распавшихся и разгромленных НИИ теплился огонь исканий. И над всеми этими проблесками разума распростерли свои долларовые крылья многочисленные заокеанские фонды «развития», «поддержки» и «содействия».
Подбрасывая жалкие грантовые подачки наиболее перспективным коллективам, они тут же «выдергивали» наиболее интересные результаты вместе с одаренными исследователями, вынужденными с этого момента влачить сытую, но жалкую судьбу «интеллектуальных рабов» вдали от своей Родины.
НИИ проблем нейрофизиологии и космической медицины некогда входил в одно из отраслевых подразделений всемогущей «фирмы Королева». Когда так называемые «демократы» в ходе «перестроечного» развала страны подняли по заокеанской команде жуткий вой, стеная о «бесчеловечной космонавтике, выкачивающей последние копейки у бедствующего народа», институту и костяку его ведущих сотрудников удалось-таки остаться на плаву. Впрочем, рано поседевший директор этого уникального исследовательского центра, практически не имеющего аналогов в мире, склонен был считать такое положение института скорее «полузатопленным».
Как-то раз в кабинете седовласого директора, ломавшего голову над тем, как же оплатить гигантские счета за теплоснабжение и электроэнергию, прозвенел тревожный телефонный звонок. Звонил один из многочисленных заместителей мэра, бывший бандит, утомившийся от кровавых «разборок» и легко купивший себе приносящий немалый доход муниципальный пост. Сопя и отрыгивая остатки недавнего хмельного застолья с другими «отцами города», этот малограмотный «светоч новой демократии и истинного народовластия», как, не замечая явной тавтологии, наперебой возносили его местные продажные борзописцы, начал поучать убеленного сединами академика:
– Ты, это, того, директор, делись давай. Ты что думал, закрылся там у себя и спрятался? – послышалось некое подобие утробного хохотка. – Я тут послал людей к тебе, они присмотрят все, что понравится, снимать будут, ну, что выкупят, может… Ты того, в доле будешь, а не то смотри, «прохфесор», – утробное ржание повторилось, но уже явно в угрожающем тоне.
Задохнувшийся от негодования ученый молча положил трубку и надолго застыл в немой горести, охватив голову руками. Когда же минута душевной слабости прошла, за директорским столом сидел совсем другой человек. На губах академика блуждала ироническая полуулыбка, а в уголках глаз, спрятанных за толстыми полихромными стеклами очков, затаилось что-то очень жесткое и не обещающее ничего хорошего для окружающих. Это состояние яростного тихого гнева прекрасно знали все провинившиеся сотрудники. Поэтому, когда секретарь услышала по селектору обманчиво спокойное: «Пригласите ко мне, пожалуйста, начальника третьего сектора», она даже непроизвольно вздрогнула. Лихорадочно щелкая рычажками допотопного коммутатора в поисках вызванного сотрудника, она как-то отстраненно и неожиданно для себя подумала: «А вот теперь все будет хорошо, все плохое позади, шеф вошел в раж и наконец-то распустил крылья и не опустит их до тех пор, пока, как всегда, проблема не будет решена полностью и окончательно».
Символически постучав костяшками пальцев в дверь, порог директорского кабинета переступил моложавый доктор биологических наук, он же начальник одного из самых загадочных секторов института, называемого в просторечии «биоквантовым». Не тратя времени на приветствия (оба уже виделись на кратком утреннем совещании), директор в двух словах пересказал разговор с бандитствующим «светочем нового народовластия».
Ну, это только цветочки, – неожиданно весело прокомментировал слова директора начальник третьего сектора, – и, как я понимаю, горькие ягоды воцарившейся анархии нам срывать вовсе ни к чему.
Да, вынужден признать. Вы были полностью правы, – академик как-то виновато хмыкнул, – мягкая либеральная интеллигенция должна когда-нибудь научиться зажигать спички.
Внимательно взглянув на своего подчиненного, директор широко улыбнулся:
Да знаю я, кого вы привели с собой, входите, входите, – директор махнул рукой в сторону двери, куда уже бочком протискивался человек странного, но хорошо известного типа: ученый в разорванном лабораторном халате, из-под которого выглядывали прожженные паяльником джинсы, растрепанной бахромой спадающие на старые кроссовки. Впрочем, все присутствующие знали, что за затрапезной внешностью скрывается один из самых блестящих умов современности – доктор физико-математических наук, открывший новые закономерности нейрокибернетической физиологии активных имплантатов. Весело блеснув глазами из-за толстых стекол очков, вошедший тряхнул спутанной рыжей шевелюрой с еле заметной проседью и хриплым голосом завзятого курильщика провозгласил:
– Итак, господа-товарищи, какие воспитательные меры будем применять к отбросам общества человеческого?
Маятник новейшей истории сделал еще одно совершенно неуловимое движение по временной спирали, и канули в небытие бурные и лихие девяностые. Страна медленно, но верно выходила из пьяного ступора и кровавого разгула «первичного накопления капитала». Заработали, и уже по-настоящему, а не на грантовых инъекциях, многие известные научные центры. Ну а в одном из «наукоградов» недалеко от столицы еще долго ходили слухи о странном приборе, созданном в местном НИИ. Подобно волшебной дудочке Крысолова, этот чудо-прибор насмерть перепугал всех местных бандитов и мздоимцев, побросавших свое неправедно нажитое добро и разбежавшихся как ошпаренные кипятком тараканы по всем далям и весям необъятной страны. Рассказывали и о странном случае с делегацией скабрезно ухмыляющихся (а как еще можно назвать многочасовую «американскую» улыбку?) заокеанских работодателей. Посетив несколько лабораторий и напоследок повосхищавшись чудесами электронной нейрофизиологии третьего сектора, мародеры интеллекта как-то сразу, без обычных проволочек и кабальных условий подписали все необходимые документы. После этого чахлый, но столь необходимый в разворовываемом государстве ручеек грантов несколько лет просачивался в институт, помогая не бросившим на произвол судьбы свою Родину ученым преодолеть страшные последствия глубокого системного кризиса науки.
Как уже, наверное, догадался читатель, все это было как-то связано с уже известным нам НИИ космической медицины и нейрокибернетической физиологии, в конце концов снова заработавшим на воспрянувшую после долгого летаргического сна космическую отрасль.
…В одном из читальных залов института, примыкавшего к лаборатории электронной диагностики высшей нервной деятельности (ВНД), заставленном стеллажами и полками с книгами, журналами и растрепанными папками, оживленно беседовали двое ученых. Один из них – назовем его Физик – удобно откинулся в кресле за обширным письменным столом, выложив перед собой коробку ароматнейшего табака и трубку. Напротив него за журнальным столиком с аккуратной стопкой книг расположился его коллега по работе, назовем его Психологом. Психолог уже несколько минут в возникшую паузу с улыбкой наблюдал за ритуалом набивки трубки табаком и ее последующего раскуривания. Все это выглядело несколько комично, поскольку прямо над головой Физика висело чудесное увеличенное фото Эйнштейна, держащего в руках точно такой же курительный прибор и с лукавой усмешкой посматривающего на спорящих собеседников.
Дождавшись, когда Физик закончит церемониал и выпустит первый клуб дыма, Психолог продолжил прерванный разговор:
И все равно, коллега, я не совсем понимаю, почему этот странный эффект воздействия лазерного излучения на определенную группу БАТов (биологически активных точек) вы назвали квантовым эффектом Мессинга. Все-таки это выглядит несколько странно – связать физическую суть новейшего эффекта с именем этого полузабытого эстрадного иллюзиониста.
