шоссейной развязки. В центре я заметил стоянку для грузовиков. А еще там имелась дешевая закусочная, которая работала в выходные, и заправочная станция, достаточно большая, чтобы на нее могли заехать восемнадцатиколесные грузовики. И бар, построенный из шлакобетонных блоков, без названия и окон, но зато с яркими неоновыми вывесками. Над ним светилась розовая надпись «Экзотические танцы», а парковка размерами не уступала футбольному полю. Тут и там на ней виднелись радужные бензиновые лужи. Из бара доносилась громкая музыка, вокруг в три ряда стояли припаркованные машины. Все сияло ядовитым желтым светом, который падал от фонарей. Ночь выдалась холодная, и на землю медленно опускался слоистый туман. Мотель располагался на противоположной стороне улицы, напротив заправки. Убогий, потрепанный, вытянувшийся в длину примерно номеров на двадцать. Он казался пустым. В левом конце находилась контора с символическим подъездом для машин и автоматом по продаже кока-колы.
Первый вопрос: что мог делать генерал с двумя звездами в таком месте? Я был совершенно уверен, что Министерство обороны не стало бы устраивать никакого расследования, если бы он остановился в «Холидей-инн».
У предпоследней комнаты были кое-как припаркованы две полицейские патрульные машины. А между ними стоял маленький простой седан. Холодный, покрытый изморозью. Самый обычный «форд», красный, четырехцилиндровый. С лысой резиной и пластиковыми колпаками на колесах. Наверняка взятый напрокат. Я поставил «хаммер» рядом с правой патрульной машиной и выбрался на мороз. Музыка, доносившаяся из бара на противоположной стороне улицы, стала громче. Свет в предпоследнем номере не горел, дверь была открыта нараспашку. Я решил, что копы специально выстуживают номер, чтобы наш старикан не созрел слишком рано. Мне ужасно хотелось на него взглянуть. Я еще никогда не видел мертвых генералов.
Три копа остались в машинах, а один вышел ко мне. Он был в темных форменных брюках и кожаной куртке, застегнутой на молнию до самого подбородка. Никакой шляпы. Бляха, прикрепленная к куртке, сообщала, что его зовут Стоктон и он заместитель шефа полиции. Я его не знал, ведь прежде я никогда здесь не служил. Он был седой, лет пятидесяти, среднего роста, немного располневший, но по тому, как он изучал мои нашивки, я понял, что он, скорее всего, раньше служил в армии, как и большинство копов.
– Майор, – сказал он вместо приветствия.
Я кивнул. Точно, служил. У майора на погонах имеются маленькие, размером всего в дюйм, золотые дубовые листки, по одному с каждой стороны. Стоктон смотрел на меня снизу и сбоку, что не давало возможности хорошенько их разглядеть, но ему было известно, что они собой представляют. Значит, он различал чины. Кроме того, я узнал его голос. Это он звонил мне через пять секунд после полуночи.
– Я Рик Стоктон, – представился он. – Заместитель шефа.
Он был совершенно спокоен. Ему уже доводилось видеть смерть от сердечного приступа.
– Джек Ричер, – сказал я. – Дежурный офицер ВП.
Он тоже узнал мой голос и улыбнулся.
– Вы все-таки решили приехать, – проговорил он.
– А вы мне не сказали, что у вас тут генерал с двумя звездами.
– Ну да.
– Никогда не видел мертвого генерала, – признался ему я.
– Мало кто видел, – сказал он, и по его тону я догадался, что он служил в армии рядовым.
– Армия? – спросил я.
– Морская пехота. Первый сержант.
– Мой старик служил в морской пехоте, – сказал я.
Я всегда это говорю, когда имею дело с морскими пехотинцами, обретая таким образом своего рода законный статус. И тогда они перестают относиться ко мне как к обычному пехотинцу. Но я стараюсь особенно не распространяться и не сообщаю им, что мой отец дослужился до капитана. Рядовые и офицеры не слишком жалуют друг друга.
– «Хамви», – сказал он, глядя на мою машину. – Нравится?
Я кивнул. «Хамви» – общепринятое сокращение от официального названия,[1] полностью характеризующего возможности армейского «хаммера». Это типично для армии: ты получаешь то, что тебе говорят.
– Работает, как обещано в рекламе.
– Слишком широкий, – сказал он. – Не хотел бы я управлять им в городе.
– Перед вами пустили бы танки, чтобы расчищать дорогу, – успокоил его я. – Думаю, так и было задумано.
Музыка из бара продолжала оглушительно греметь. Стоктон ничего не ответил.
– Давайте посмотрим на мертвого генерала, – предложил я ему.
Он провел меня внутрь, нажал на кнопку выключателя, и в прихожей зажегся свет. Затем нажал на другую, и свет вспыхнул в комнате. Я увидел самый обычный номер мотеля. Прихожая шириной в ярд со шкафом слева и ванной комнатой справа. Дальше прямоугольник двадцать на двенадцать футов с встроенными полками той же ширины, что и шкаф, и кроватью размером с ванную. Низкий потолок. Большое занавешенное окно в дальнем конце, на стене под ним – батарея и кондиционер. Почти все предметы в комнате были изношенными, потрепанными, тусклого коричневого цвета. Сама комната казалась мрачной, сырой и убогой.
На кровати лежал мертвец.
Голый, лицом вниз. Он был белый, довольно высокий, лет шестидесяти. Сложен как стареющий профессиональный спортсмен. Как тренер. Я отметил, что у него вполне приличные мускулы, но, как и у всякого пожилого человека, вне зависимости от физической формы кое-где уже появился жирок. На бледных безволосых ногах виднелись старые шрамы. Жесткие седые волосы облепили череп, а на шее, сзади, я заметил полоску обветренной кожи. Типичный представитель армии. На него могли бы посмотреть сто человек, и все сто без малейших колебаний сказали бы, что перед ними военный офицер.
– Его нашли в таком виде? – спросил я.
– Да, – ответил Стоктон.
Второй вопрос: как? Человек снимает на ночь номер и рассчитывает, что его никто не будет беспокоить по крайней мере до тех пор, пока утром не придет горничная.
– Как? – спросил я.
– Что «как»?
– Как его нашли? Он что, позвонил в «девять-один-один»?
– Нет.
– Тогда как?
– Вы увидите.
Пока что я ничего не увидел.
– Вы его переворачивали? – поинтересовался я.
– Да. А потом перевернули обратно.
– Не возражаете, если я на него взгляну?
– Пожалуйста.
Я подошел к кровати, подсунул левую руку под мышку мертвого генерала и перевернул его. Он был холодным и уже начал коченеть. Я положил его на спину и увидел сразу четыре вещи. Первое: его кожа имела отчетливый серый оттенок. Второе: на лице застыла гримаса боли и удивления. Третье: он схватил правой рукой левую возле бицепса. И четвертое: он был в презервативе. У него давно упало давление, а вместе с ним исчезла эрекция, и презерватив висел пустой, похожий на прозрачный кусок бледной кожи. Было очевидно, что он умер прежде, чем испытал оргазм.
– Сердечный приступ, – сказал Стоктон, стоявший у меня за спиной.
Я кивнул. Серая кожа – надежный индикатор сердечного приступа. А также удивление на лице и резкая боль в левой руке.
– Обширный, – сказал я.
– Но до или после проникновения? – спросил Стоктон с улыбкой в голосе.
Я посмотрел на подушку. Постель была полностью застелена. Мертвый генерал лежал поверх покрывала, натянутого на подушки. Но осталось углубление в форме головы, а также вмятины в тех местах,
