Затем ему пришла в голову отличная мысль — бережно положив кулон на камни подальше от того места, где лежала теперь уже почти полностью затянутая чернотой куртка, он быстро достал кусок холста, в который был завернут сыр. Осторожно завернув кулон в чистую, слегка масляную ткань, он сел рядом и стал ждать. Глаза сами собой закрылись — усталость медленно, но верно погружала его в сон. Не было сил сопротивляться приятной истоме, да он и понимал, что сейчас отдых ему просто необходим. Скоро дыхание парня стало ровным — он крепко заснул.
Открыв глаза, он ничего вокруг не увидел — факел, видимо, догорел, и теперь Жана окружала непроглядная тьма. Он напрягся, вспоминая, где лежал его мешок — больше всего парень боялся во мраке дотронуться до так и лежавшей на полу куртки. Он выругал себя за то, что не расположился на отдых где- нибудь подальше отсюда, но делать было нечего.
Мешок, разумеется, лежал там, где он его и оставил, — уже много сотен лет некому было потревожить покой этих коридоров.
Достав новый факел и магическую палочку, Жан зажег огонь и огляделся.
От куртки уже ничего не осталось — лишь черный прах покрывал то место, где она лежала. А вот белая холстина, в которую был завернут кулон, была все также девственно чиста. Значит, весь яд с золота смыт и можно взять его в руки.
Да только вот стоит ли… ведь кристалл, как бы могуч он ни был, помогает магу, и только магу. Не у всех есть способности, еще в детстве Жана осматривал проезжий волшебник, искавший себе учеников, и тогда выяснилось, что таких способностей у мальчишки не было и в помине. А маг уверенно заявлял, что дар этот дается с детства, никакая учеба или воспитание тут не помогут. Если уж нет способностей, то никогда и не будет, как ни старайся. Так что владение волшебным кристаллом лично ему, Жану, особой пользы не принесет, для него он — просто дорогая и красивая безделушка, украшение, носить которое к тому же воину и не пристало.
Конечно, находку можно было продать — кристалл такой величины стоил дорого, очень дорого, да и золото гномьей выделки оценивалось куда как дороже собственного веса, и все же… мысль, появившаяся сначала в виде мимолетной тени, теперь окрепла и приобрела явственные очертания. Теперь парень точно знал, что именно он сделает со своей находкой.
Он встал и аккуратно, не разворачивая холст, уложил кулон в мешок. Вздохнул, глядя на оставшиеся факелы — их было мало, если в ближайшее время он не найдет выхода, то будет обречен на блуждания в темноте. А это, конечно, означало верную гибель, лучше уж тогда ножом по горлу.
Сон неплохо освежил парня и вернул утраченные силы. Теперь он бодро шагал по коридорам, по- прежнему отмечая своими знаками избираемый путь. Туннели все так же вели вниз, иногда резко, когда гладкая поверхность пола превращалась в недлинную лестницу, иногда медленно, когда лишь чувства подсказывали ему, что дорога идет под уклон.
Внезапно один из коридоров вывел его в небольшой зал, посреди которого парень увидел зев древнего колодца. Спустя минуту он уже припал губами к ледяной воде, вливающей в тело силу и бодрость. Жизнь сразу стала казаться чуть лучше, появилась и надежда на то, что рано или поздно удастся выбраться на поверхность. Воспользовавшись находкой, он еще раз тщательно промыл кулон, на всякий случай выбросив кусок холста и заменив его другим, с остатков хлеба. Наполнив фляги и напившись до того, что вода чуть ли не булькала в нем при ходьбе, парень двинулся дальше.
А спустя бесчисленное количество лестниц, поворотов и тупиковых ответвлений он зажег свой последний факел.
Пламя, до того бывшее ровным и ярким, внезапно заметалось — щека почувствовала слабый ток воздуха. Жан встрепенулся — где-то рядом был выход. Он бросился было вперед, но вдруг резко остановился и все же заставил себя сделать очередные пометки перед разветвлением коридора — белый камень уже почти стерся, в руке оставался лишь крошечный обломок. Если ему не удастся найти дорогу на поверхность до того, как погаснет и этот факел, то и надобность в метках отпадет, так что экономить смысла особого не было.
Три коридора, три пути было перед ним. Один из них, в этом он почти не сомневался, вел наружу, к солнцу, к людям. Два других наверняка вновь завели бы его в нескончаемые лабиринты, откуда можно и вовсе не выбраться. Жан долго стоял на развилке, пытаясь угадать, в каком проходе сквозняк сильнее если можно было Назвать сквозняком это едва ощутимое движение воздуха. Наконец он принял решение и двинулся по среднему коридору…
И почти сразу же дорогу ему преградила стена. Но в этой стене было нечто особенное, отличавшее ее от других скал, перегораживающих туннели. Она была как бы чужеродной здесь, отличалась от остальных и цветом, и формой камень казался необработанным, грубым. Но самое главное — сквозь тонкую щель шел еле видимый, но несомненный свет. Перед ним был выход, выход, который он искал все эти бесконечные часы. Выход, закрытый скалой, через которую даже с киркой не пробиться и за неделю…
В отчаянии, даже не осознавая, что делает, Жан всей грудью навалился на скалу, яростно стараясь сдвинуть огромный монолит.
Камень такого размера вряд ли смогли бы даже пошевелить и десяток сильных мужиков, однако скала была не простой — древние строители позаботились об этом. Внезапно камень подался под его руками и бесшумно сдвинулся в сторону, открывая достаточно широкий проход, сквозь который мог бы пройти, пожалуй, даже конь, и парень, спотыкаясь, бросился наружу, с наслаждением вдыхая прохладный и такой восхитительно сладкий, после затхлых подземелий, воздух.
Занимался рассвет — похоже, под землей он пробыл сутки.
Легкий шорох за спиной заставил Жана обернуться — прохода не было и в помине, дверь вернулась на место и теперь ничем не отличалась от других таких же скал. Пожалуй, он и не смог бы с уверенностью сказать, какой из валунов скрывает вход в мрачные лабиринты.
Парень находился в глубокой лощине — нагромождения скал и могучие дубы делали ее совершенно незаметной. Да, гномы удачно подобрали место для потайного выхода — вряд ли кто, даже находясь недалеко отсюда, смог бы заметить тень, выскользнувшую из открывшейся на несколько мгновений пещеры. В голову пришла мысль, что в руках у него находится тайна, которая наверняка заинтересует маркиза — самый настоящий потайной ход из замка.
Конечно, при строительстве наверняка что-нибудь подобное было предусмотрено, но в том, что этой дорогой он прошел первым, если не считать гномов, разумеется, парень был совершенно уверен.
Впрочем, рассказывать о своем открытии маркизу он не собирался, решив, что это должно остаться его маленькой тайной. В конце концов, формально служит он, конечно, именно ему, и в то же время… в общем, не расскажет, и все тут. Правда, кое-кому рассказать все же придется, Кладу, например, иначе как объяснишь приятелю, самолично запершему за тобой дверь, как ты оказался черт его знает где. Но никому другому — ни полслова.
Решено.
Жан подхватил мешок и двинулся в сторону дороги, которая должна была привести его к воротам замка. Надо было еще успеть на утреннюю поверку — его увольнительная заканчивалась, а опозданий Корт смертельно не любит.
— Простите, миледи…
Алия остановилась, удивленная тем, что к ней обратился стражник. Она привыкла воспринимать их как полуживые статуи, которые вроде бы дышат и даже шевелятся, но уж говорить-то вообще не должны. Или в крайнем случае только тогда, когда их о чем-то спросят.
Вглядевшись, она узнала молодого солдата, который сегодня стоял на часах у ее покоев. Это был тот самый парень, который напугал ее лошадь там, дома… хотя нет, поправила она себя, теперь ее дом здесь.
Нельзя сказать, что брак принес ей счастье. Рено де Танкарвилль был сложным человеком и уживаться с ним удавалось далеко не каждому. Алии, например, не удавалось. О да, он был для своего времени неплохо образован, поощрял искусство, науки и магию, однако при этом бывал мелочен, сварлив, а временами и жесток. Он не скрывал, что заполучил молодую и красивую жену исключительно благодаря наполненности своих сундуков и древности рода, а уж никак не из-за собственной неотразимости, насчет которой он иллюзий не питал. С детства не блистая красотой, он рано усвоил простую истину женщины
