почудилось, а мне что, по-вашему, людишек с полей снимать да с рогатинами у тына ставить? И думать не могите, вон сеять надобноть, да и других дел невпроворот. Вам что, погостили малость, да и уйдете, а мне же налоги платить. Что я лорду моему скажу? Так, мол, и так, милорд граф, мы тута от орков оборонялися, не взыщите, ни зерна, ни сена, ни скотины не будет. Да он меня тут же и закопает по шею, чтоб другим неповадно было.
— Если орки придут, от вашей деревни одни головешки останутся, буркнул Сван, играя желваками. — Головой думать надо, а если вместо головы седалище, так хоть умного совета слушать.
— А вот поносить меня не надо, — нахмурился староста. — Ваш маркиз здеся не хозяин, эта деревня — милорда графа Дэнси, он тута и командовать будет. Вы свое слово сказали, я выслушал. А теперь соизвольте своими делами заниматься.
Сван чертыхнулся и, резко повернувшись, вышел из светелки, бурча себе под нос о полном отсутствии мозгов в голове некоторых ожиревших боровов, которым самое место на скотобойне, и орки, ежели справедливость существует, это ему и устроят.
Проводив взглядом десятника, староста повернулся к сыну, такому же не в меру упитанному молодцу лет двадцати, который повсюду следовал за батькой. Морда детинушки, как и папеньки, особым умом не блистала.
— Чё скажешь, отроче?
— А может, правду десятник-то говорит? — неуверенно начал тот. — Про орков в наших краях никто и не слыхивал, оно конечно, но…
— То-то и оно, что не слыхивал, — осклабился отец. — Спьяну небось и не такое привидится. Они ж почитай с неделю уж бражничают, вона намедни трактирщик жаловался, что все пиво у него повыжрали. А теперича про службу вспомнили, страх тут наводит. Да и что оркам делать в наших землях, люди мы бедные, ни пограбить, ни подраться им тута не с кем. Не, врет десятник, за дураков нас считает. Небось думает, что мы все побросаем да будем с рогатинами да вилами вокруг деревни дозором ходить. Вот ржать- то потом будут над дуростью нашей. Не, мы поумней будем. Пусть людишки работают, как работали, нечего их всякой нелюдью пугать.
— Может, тогда к графу Дэнси вестника послать? — спросил сынок больше для поддержания разговора. В том, что папаша его высмеет, он и не сомневался.
— Да что за глупости! — возмутился староста, всплеснув пухлыми ручонками. — И не подумаю отвлекать милорда от государственных дел из-за бредней пьяных вояк. Али тебе в войну поиграть не терпится? Так милости прошу, вона на стене самострел висит. Бери да хоть всю ночь дозором броди, только собак перебудишь да людям добрым спать не дашь.
Великовозрастный детина пожал плечами, снял со стены здоровенный арбалет, такой старый, что его, казалось, и взводить опасно, того и гляди в руках развалится, и поплелся к выходу. Оно и понятно, куда лучше из себя стражника изоб- ражать, чем ждать, пока тятька на какую работу приставит. А у того не заржавеет, быстро работу найдет. Надо еще дружков позвать, вместе и потешиться можно, по забору пострелять или там еще что придумать, чтоб не скучно было. Ночью, конечно, оболтус стоять на страже не собирался, вот еще, ночью спать надобно. А сейчас почему бы и не повеселиться.
— Собирайся, хозяин, двигаться будем, — рявкнул Сван, врываясь в трактир, где Зеннор уже уютно устроился за накрытым столом. — Давай не тяни, времени не так уж много, чует мое сердце.
— Да ты что, десятник, белены объелся! — возопил старик, только нацелившийся было на румяный бок жареного поросенка. — Все же обсудили, чего еще придумал? Кони устали, говорю тебе, не пойдут дальше, понимаешь, нет? Да и люди, они ведь тоже не железные. Вы уж наотдыхались, а мои хлопцы неделю в дороге.
— Даже если мне тебя скрутить придется и на телегу, как тюк, бросить, серьезно сказал Сван, — все равно мы двинемся еще до того, как смеркаться начнет. Сам выбирай, как поедешь, по-человечески или во вьюке.
— Да как ты смеешь! — взвился купец, белея от бешенства. — Я уважаемый человек, меня сам ваш маркиз почитает…
— Угу, немало почитает, видать, раз нас отрядил тебя охранять. Вот я и охраняю. Как считаю нужным.
— Да, охраняешь… от нежной свининки да от доброго пива. Лучше садись с нами, десятник, да отведай вот…
— Так что, вязать тебя? — спокойно осведомился Сван. — Ну, как знаешь. Эй, Кирк, у тебя там в мешке, кажись, веревка была? Тащи сюда, да живее. Жан, гони этих пацанов в шею, пусть своих кляч запрягают. Да скажи нашим ребятам, что сейчас двинемся, да пусть кольчуги наденут, не ровен час нарвемся.
Кирк, злорадно ухмыльнувшись, рванул за веревкой. Старик сжался от испуга, лысина, обрамленная венчиком редких седых волос, заблестела от пота. Затем, услышав на лестнице тяжелую поступь здоровяка да потом еще и увидев того в дверях со скрученной веревкой в руках, живо вскочил из-за стола.
— Уж я припомню тебе это, десятник. Ох, дай боже, послушает меня маркиз Рено, будешь ты опять простым солдатом.
— Как маркиз скажет, так и будет, — пожал плечами Сван. — Так что, по-людски решил ехать? Добро. Давай, некогда нам тут лясы точить.
— Привиделось тебе это, десятник, — хмурясь, говорил Зеннор, устало хлопая заспанными глазами. Был он старик незлобивый, отходчивый, и, поскольку из-за стола его все равно выдернули, ничего ему и не оставалось, кроме как успокоиться и примириться с неизбежным. — Как есть привиделось. Здесь отродясь ни одного орка не видали. Да и коль видали, то что? Ну, пусть и прав ты. Ну бродит тут какая тварь, ну и что? Может, курицу спереть хотел, или там поросенка, или еще чего. Небось голодный, вот и ошивался возле села. А как увидел, что ничего ему не обломится, так и почесал дальше.
Сван молчал, придирчиво оглядывая обоз — с полдесятка груженых телег да шестерых молодых парней, приставленных к коням. Был еще один, совсем мальчонка, годов этак двенадцать, видать, внук купца. От него толку в случае чего будет мало, а вот парни ничего, здоровые, может, и оружием владеть обучены. Кони действительно порядком выдохлись, это было ясно не только наметанному глазу десятника, но и любому дураку. Конечно, хороший хозяин нипочем не погнал бы их в дальнюю дорогу, не покормив как следует, не дав отдохнуть. Однако ж в своей правоте он был уверен. Чутью своему он доверял, а говорило оно, что лучше вот так, в чистом поле и с полудохлыми клячами, чем в той деревне.
Дурно пахло в деревне, смертью пахло. Давно он не слышал этого запаха, с самой войны, почитай, а сейчас с такой силой накатило, что он и не сомневался в решении, которое, может, и действительно приведет его в рядовые — маркиз не любил, когда чинили обиды его любимцам, а Зеннор был как раз из таких.
— А кольчуги какие у тебя в обозе есть? — спросил он, игнорируя разглагольствования старика.
— Есть, как не быть, — хмыкнул тот. — Все у меня есть.
— А арбалеты? — недоверчиво поинтересовался Сван. — Или другое какое оружие… но арбалеты все ж лучше.
— И это есть, — осклабился старик. — Я ж не только ткани да диковинки заморские вожу, на возах оружия немерено, всякого. И арбалеты, и мечи, и копья разные. Вон на той телеге.
— Тогда вели своим кольчуги надеть, да поживей пусть шевелятся. И ты, хозяин, кольчужку-то накинь, а то и две, одну на другую. Скажи, пускай достают арбалеты, по четыре иль по пять на каждую телегу, да чтоб стрел вдосталь было.
— Бог ты мой, да зачем же… — начал было старик, но Сван зыркнул на него мрачным взглядом, и купец, не раз беседовавший на равных и с благородными лордами, вдруг не решился спорить.
Постепенно обоз превращался в военный отряд. На возницах сверкали кольчуги, на которые им и за всю жизнь скопленных денег не хватит, парни Свана, привязав лошадей к телегам, перебрались с седел на колеса и принялись деловито раскладывать вокруг себя арбалеты и связки стрел. Если они и сомневались в справедливости странных приказов своего командира, то ничем этого не выдали — старшому надо доверять, он командовать не зря поставлен.
Зеннор, еще больше сгорбившись под тяжестью надетой поверх платья кирасы, которую Сван, к своему удовлетворению, обнаружил на возу, и дорогого, с золотой насечкой, шлема, наконец не
