Он снял его с огня и воткнул ветку вертикально в песок. Вытащив наконечник копья, он отрезал заднюю ногу и протянул своей спутнице.
— Осторожно, мясо горячее.
Де Вака откусила маленький кусочек.
— Изумительно. Ты еще и готовить умеешь. А я считала, что ковбои умеют варить только бобы с беконом.
Она откусила еще.
— И мясо совсем не такое жесткое, как у тех кроликов, которых приносил домой мой дед.
Женщина выплюнула маленькую косточку. Карсон наблюдал, как она ест, с тайной гордостью повара.
Через десять минут они доели кролика, его обглоданные кости упали в костер, а де Вака откинулась назад, облизывая пальцы.
— Как тебе удалось поймать кролика? — спросила она.
Карсон пожал плечами.
— Этому я научился на ранчо, когда был мальчишкой.
Де Вака кивнула и хитро улыбнулась.
— Да, все правильно, я забыла. Все индейцы умеют охотиться. Это у них в крови.
Карсон нахмурился, хорошее настроение исчезло — колкость была ничем не оправдана.
— Слушай, хватит, — проворчал он. — Это не было смешно в первый раз и совсем не смешно сейчас.
Но де Вака продолжала улыбаться.
— Тебе бы следовало посмотреть на себя со стороны. День, проведенный на солнце, пошел тебе на пользу. Еще несколько таких дней, и твоя внешность будет вполне соответствовать Большой резервации.[114]
Хотя Карсон сопротивлялся, все его существо переполняла ярость. Эта женщина обладала удивительной способностью находить его слабые места и наносила по ним удары. Он рассчитывал, что перенесенные ими испытания ее изменят, и теперь не знал, что его возмущает больше — ее саркастические замечания или его собственная дурацкая склонность к самообману.
— Tu eres una desagradecida hija de puta,[115] — сказал он, и гнев придал его словам неожиданную ясность.
На лице де Ваки появилось странное выражение, белки округлившихся глаз побелели, а поза из спокойной стала напряженной.
— Оказывается, cabron гораздо лучше владеет родным языком, чем хочет показать, — негромко проговорила она. — Значит, я неблагодарная? Как это предсказуемо.
— Предсказуемо? — резко ответил Карсон. — Вчера я спас твою задницу. А сегодня из тебя лезет все то же дерьмо.
— Ты спас мою задницу? — усмехнулась де Вака. — Ты дурак, cabron. Нас спас твой предок юта. И брат твоего деда, который рассказывал тебе истории. Замечательные люди, к которым ты относишься как к грязным пятнам на твоей родословной. У тебя великие предки, ими следует гордиться. А как себя ведешь ты? Ты все скрываешь. Делаешь вид, что их не существует. Прячешь. Словно без них ты лучше. — Теперь она говорила все громче, и ее голос эхом отражался от стен пещеры. — И знаешь, что я тебе скажу, Карсон? Без них ты ничто. Ты не ковбой. Ты вовсе не истинный американец из Гарварда. Ты просто белый фермер, не способный примириться с собственным прошлым.
Карсон слушал, и его ярость постепенно становилась холодной.
— Все еще играешь в будущего психоаналитика? — сказал он. — Когда я буду готов вступить в конфронтацию со своим внутренним ребенком, я обращусь к тому, у кого есть диплом, а не к продавцу «змеиного масла»,[116] который лучше чувствует себя в пончо, чем в лабораторном халате. Todavia tienes la mierda del barrio en tus zapatos.[117]
Ноздри женщины широко раздувались, когда она втягивала в себя воздух. Неожиданно она размахнулась и отвесила Карсону звонкую пощечину. Щека его загорелась, в ухе загудело. Он удивленно тряхнул головой и заметил, что она собирается ударить его снова. На этот раз он успел помешать ей. Тогда де Вака сжала левую руку в кулак и нанесла удар ему в лицо, но Карсон уклонился, продолжая крепко сжимать ее правую руку. В результате де Вака потеряла равновесие и начала падать в воду, увлекая Карсона за собой. Он не успел выпустить ее запястье и рухнул сверху.
Пощечина и неожиданное падение помогли Карсону прийти в себя. Он оказался сверху, почувствовал, как ее гибкое сильное тело извивается под ним, и его охватил совсем другой голод. Повинуясь импульсу, он наклонился и жадно поцеловал ее в губы.
— Pendejo, — выдохнула де Вака, которой уже не хватало воздуха. — Никто меня не целует!
Она отчаянным рывком высвободила мокрые руки и сжала кулаки. Карсон с опаской смотрел на нее.
Мгновение они молча изучали друг друга, и вода с кулаков женщины капала на темную поверхность теплого источника. Эхо смолкло, и теперь тишину нарушали лишь их тяжелое дыхание и капающая вода. Внезапно де Вака схватила Карсона за волосы двумя руками и прижалась губами к его рту.
А еще через мгновение ее руки затеяли свою игру — теперь они были всюду, проскользнули под одежду, гладили его грудь и соски, расстегивали ремень и ширинку. Де Вака ласкала его длинными нетерпеливыми движениями. Потом она села и подняла руки, и Карсон быстро стянул с нее рубашку, отбросил в сторону и начал стаскивать пропитанные теплой водой джинсы.
Она обняла его одной рукой за шею, мазнув губами по пострадавшему уху. Розовый, как у кошки, язык появлялся и исчезал, пока она шептала слова, которые жаром растекались по его затылку. Он сорвал с нее трусики, и когда она упала в воду, задыхаясь или плача — он так и не понял, что с ней происходит, — ее груди и гладкий холмик живота поднялись над поверхностью воды. А потом он вошел в нее, и ее ноги сомкнулись у него на пояснице. Тела сразу нашли свой ритм, вода поднималась и падала вокруг них, ударяя в песок, как прибой на заре мира.
Позднее, когда, обнаженные, они лежали рядом на мокром песке, де Вака посмотрела на Карсона.
— Я не знала, чего я хотела больше — ударить тебя ножом или переспать с тобой, — с ухмылкой сказала она.
Карсон повернул к ней голову и убрал влажную прядь черных волос, упавшую ей на лицо.
— Давай еще раз займемся последним, — предложил он. — А потом поговорим.
Рассвет быстро сменился полуднем, а они крепко спали.
Карсон летел, парил над пустыней, извивающиеся ленты потоков лавы остались далеко внизу. Он уносился к жаркому солнцу. Впереди он увидел каменный шпиль, острие которого находилось в милях над песками. Карсон пытался перебраться через него, но шпиль стремительно уходил все выше и выше, устремляясь к солнцу…
Он проснулся с сильно бьющимся сердцем. Сел в прохладной темноте, посмотрел в сторону выхода из пещеры; затем его взгляд скользнул по темным стенам. И тут, словно огненный клинок, его пронзила мысль, которая так долго от него убегала.
Ученый встал, оделся и вышел наружу. Было уже почти два часа, наступило самое жаркое время. Лошади успели хорошо отдохнуть, но их следовало еще раз напоить. Нужно выйти через час, чтобы добраться до Лава-Гейт на закате. Тогда они будут в Лава-Кемп в полночь или немного позже. У них останется тридцать шесть часов, чтобы довести свою информацию до УКК перед началом массового применения неокрови.
Но они не могли покинуть пещеру. Еще рано.
Он подошел к лошадям и оторвал две полоски кожи от седельной упряжи. Затем собрал два плотных пучка мескитовых веток и высохшего чапарреля и связал их кожаными полосками. Неся связки, он вернулся в пещеру.
Де Вака уже успела проснуться и одеться.
