разразилась дружным хохотом.
На лице Марра появилось неприятное выражение, он прищурил глаза, и добродушная, легкая улыбка мгновенно исчезла. Не сводя глаз с де Ваки, он демонстративно надел на голову свою шляпу, затем быстро развернулся на каблуках и отошел в сторону.
— Горячая штучка! — фыркнув, сказал Сингер, который вернулся вместе с остальными и заметил, куда смотрит Карсон.
Он догадался, что директор не видел, что произошло, и просто отреагировал на его взгляд.
— Сначала она приехала к нам, чтобы работать на медицинском отделении, за неделю до тебя. Но потом от нас ушла Майра Резник, ассистентка Барта. Учитывая ее весьма впечатляющий послужной список, я решил, что Сюзанна будет для тебя прекрасным ассистентом. Надеюсь, я не ошибся.
Он бросил маленький камешек на колени Карсону.
— Что это?
Камешек был зеленым и слегка прозрачным.
— Ядерное стекло, — пояснил Сингер. — Бомба Тринити расплавила песок около эпицентра взрыва, после него осталась корка из этого вещества. По большей части оно рассыпалось. Но иногда удается найти кусочек.
— А он радиоактивный? — спросил Карсон, с опаской держа камешек.
— На самом деле нет.
— На самом деле нет! — громко расхохотался Харпер и принялся мизинцем доставать воду из уха. — Если вы собираетесь в будущем завести детей, держите эту штуку подальше от своих половых желез.
Вандервэгон покачал головой.
— Ты вульгарная деревенщина, Харпер.
Сингер повернулся к нему.
— Они лучшие друзья, но, глядя на них, этого в жизни не скажешь.
— А как вы стали работать на «Джин-Дайн»? — спросил Карсон и бросил камешек директору.
— Я был профессором биологии в Мортоне, в Калифорнийском технологическом институте, и считал, что добился вершин в своей профессиональной деятельности, но тут появился Брент Скоупс и сделал мне предложение. — Сингер покачал головой, вспоминая. — «Маунт-Дрэгон» переходил в ведение гражданских, и Брент хотел, чтобы я его возглавил.
— Довольно резкая перемена, после академической карьеры, — заметил Карсон.
— Мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть, — сказал Сингер. — Я всегда смотрел на частное предпринимательство свысока. Но вскоре понял, какой силой обладает рынок. Мы здесь делаем удивительные вещи, но не потому, что мы умнее, просто у нас больше денег. Ни один университет не мог бы себе позволить содержать «Маунт-Дрэгон». А потенциальная прибыль намного превышает затраты. В Калифорнии я занимался теоретическими исследованиями конъюгации [30] бактерий. Теперь же имею непосредственное отношение к суперсовременным разработкам, которые, возможно, спасут миллионы жизней. — Он допил свое пиво. — Я стал новообращенным.
— Это я стал новообращенным, — заявил Харпер, — когда увидел, сколько здесь зарабатывает доцент.
— Тридцать тысяч, — проговорил Вандервэгон, — через шесть или восемь лет после аспирантуры. Можете в такое поверить?
— Помню, когда я работал в Беркли, все мои предложения, касающиеся исследований, должны были проходить через дряхлого бюрократа, декана факультета. Эта окаменелость вечно нудила про дороговизну.
— Работа на Брента — это день и ночь по сравнению со всеми остальными местами, — сказал Вандервэгон. — Он понимает, что такое наука и что требуется ученому. Я не должен ничего объяснять или доказывать. Если мне что-то нужно, я отправляю ему электронное письмо и получаю все, что попросил. Нам повезло, что он пригласил нас сюда.
— Очень, — кивнув, подтвердил Харпер.
«По крайней мере, хоть в чем-то они согласны друг с другом», — подумал Карсон.
— И мы рады, что ты с нами, Ги, — подытожил Сингер и поднял свою бутылку с пивом, салютуя ему; остальные последовали его примеру.
— Спасибо.
Карсон широко улыбнулся, думая о поворотах судьбы, которая неожиданно привела его сюда, где он оказался среди ученых, составляющих гордость «Джин-Дайн».
Левайн сидел в своем кабинете и через открытую дверь с молчаливым восхищением слушал, как его секретарь разговаривает по телефону в приемной.
— Извини, малышка, — говорил Рэй. — Клянусь, я был уверен, что ты сказала про театр на Бойлстон- стрит, а не на Брэттл…
Потом молчание.
— Клянусь, я услышал «Бойлстон». Нет, я там был, стоял перед входом и ждал тебя. У театра на Бойлстон, естественно! Нет, подожди… Детка, нет…
Он выругался и положил трубку.
— Рэй? — позвал его профессор.
— Да? — Секретарь появился в дверях, на ходу приглаживая волосы.
— В природе не существует театра на Бойлстон-стрит.
Лицо Рэя просветлело.
— Наверное, поэтому она повесила трубку.
Левайн улыбнулся и покачал головой.
— Помнишь, мне звонила та женщина из шоу Сэмми Санчеса? Я хочу, чтобы ты с ней связался и сказал, что я передумал и приду к ним. Причем как можно скорее.
— Я? А как насчет Тони Уилер? Ей не понравится…
— Тони это не одобрит. Она терпеть не может телевизионные шоу.
Секретарь пожал плечами.
— Ладно, считайте, что это сделано. Что-нибудь еще?
Профессор покачал головой.
— Пока все. Займись отработкой своих отговорок. И пожалуйста, закрой дверь.
Рэй вернулся в приемную. Левайн взглянул на часы, взял телефонную трубку в десятый раз за день и прислушался. Наконец он услышал то, чего ждал: обычный непрерывный гудок превратился в серию быстрых пульсаций. Он тут же повесил трубку, запер дверь в кабинет и подсоединил свой компьютер к гнезду в стене. Через тридцать секунд на экране появился знакомый значок подключения и возникли слова:
Ну и ну, поцелуйте меня в задницу, если это не мой приятель профессор. Как поживает мой злой, обидчивый папаша?
Левайн напечатал в ответ:
Мим, я не понимаю, о чем вы? Разве вы больше не фанат Элмора Джеймса?[31]
Никогда о таком не слышал. Я получил ваш вызов. Есть новости?
Хорошая и плохая. Я провел несколько часов, разгуливая по сети «Джин-Дайн». Потрясающее место. Шестьдесят тысяч системных адресов, способность подключения отовсюду. Спутники, выделенные линии
