Как только Трок шагнул в палату, она собралась и изо всех сил ткнула в него мечом, целясь между ямкой пупка и густыми черными волосами, из которых свисали тяжелые гениталии.
Однажды, очень давно, на охоте, она наблюдала, как отец целился в огромного самца леопарда, который не знал об их присутствии. Огромный кот был встревожен резким звуком и гулом тетивы и мгновенно отпрыгнул в сторону, так что стрела не достигла цели. Трок обладал таким же диким чутьем на опасность и чувством самосохранения.
Меч еще рассекал воздух, когда Трок быстро отклонился в сторону от бронзового острия. Меч пролетел на палец от его волосатого живота, не порезав, не пролив ни капли крови. Затем он огромной лапищей сжал оба запястья Минтаки, и продолжал сжимать, пока она не почувствовала, что ее кости вот- вот сломаются, и поневоле выпустила меч, который с грохотом упал на пол.
Он смеялся, когда тащил ее через комнату, но это был страшный смех. Он бросил ее на разбросанную и пропитанную потом постель.
– Теперь ты моя жена, – сказал он, встав над ней. – Ты принадлежишь мне, как племенная кобыла или сука. Тебе следует научиться повиноваться и уважать меня.
Минтака лежала ничком, вжавшись лицом в испачканное полотно, и отказывалась смотреть на Трока. Он поднял с пола около кровати ножны.
– Этот урок повиновения послужит к твоей же пользе. Немного боли сейчас избавит нас обоих от больших несчастий и страданий в дальнейшем.
Он взвесил в правой руке ножны, изготовленные из полированной кожи, обвязанной полосками из золота и электрума с металлическими розетками, и ударил ее по спине и голым ногам. Ножны хлопнули по белой коже Минтаки и оставили полосу с ярко-красным следом от розетки, так внезапно, что она невольно вскрикнула.
Трок засмеялся над ее болью и снова занес ножны. Она попыталась откатиться, но следующий удар обрушился на ее поднятую правую руку, а потом – на плечо. Она сдержала вскрик и попыталась скрыть страдание, зло улыбаясь и шипя, будто рысь. Это привело Трока в бешенство, и он ударил еще сильнее.
Он сбросил Минтаку с кровати и шел за ней, ползущей по полу. Он бил ее по спине, а когда она свернулась в клубок, принялся стегать ее также по плечам и ягодицам. Размеренно нанося удары, он говорил с нею, перемежая слова с выдохом от усилия при ударах.
– Ты никогда больше не поднимешь на меня руку, ха! В следующий раз я приду к тебе, ха! Ты будешь вести себя как любящая жена, ха! Или я прикажу четырем моим солдатам держать тебя, ха! А потом оседлаю, ха! А после того, как закончу, ха! Побью тебя снова, ха! Как сейчас, ха!
Она сжимала зубы, когда удары сыпались на нее, но наконец больше не могла сопротивляться, однако он, к счастью, отошел, тяжело дыша.
Он надел покрытую пятнами и пылью тунику, потом портупею, вложил меч в ножны, покрытые кровью Минтаки, и направился к двери палаты. Там он остановился и оглянулся.
– Запомни одну вещь, жена. Либо я укрощаю моих кобыл, – сказал он, – либо, клянусь Сеуетом, они умирают подо мной. – Он повернулся и ушел.
Минтака медленно подняла голову и посмотрела ему вслед. Говорить она не могла. Вместо этого она собрала во рту слюну и плюнула в сторону двери. Слюна, смешанная с кровью из разбитых губ, упала на плитки пола.
Прошло много времени после убывания луны Исиды, прежде чем с ран Минтаки отпали струпья, а синяки на ее гладкой желтовато-белой коже побледнели до зеленовато-желтых пятен. Намеренно или по счастливому случаю, Трок не выбил ей ни одного зуба, не сломал ни одной кости и не оставил шрамов на лице.
После страшного дня свадьбы он оставил ее в покое. Большую часть времени он провел в кампании на юге. Даже возвращаясь на короткое время в Аварис, он избегал ее. Возможно, его отталкивали ее неприглядные синяки, или он был пристыжен своей неспособностью осуществить на деле их брак. Минтака не слишком задумывалась о причинах, но радовалась тому, что некоторое время была свободна от его жестокого внимания.
На юге царства вспыхнуло серьезное восстание. Трок ответил жестоко. Он напал на повстанцев, вырезал тех, кто выступал против него, захватил их собственность и продал их семейства в рабство. Господин Наг прислал два отряда, чтобы помочь в этих операциях против мятежников, поддержав своего брата и фараона и в то же время разделив с ним добычу.
Минтака знала, что три дня назад Трок с триумфом вернулся в Аварис, но все еще не видела его. Она благодарила за это богиню, но, как оказалось, преждевременно. На четвертый день от него поступил вызов. Минтаке следовало посетить чрезвычайное заседание государственного совета. Дело было столь срочное, что ей дали лишь час, чтобы приготовиться. В своем сообщении он предупредил, что, если она решит проигнорировать вызов, он пошлет своих телохранителей и ее притащат на совещание. У нее не было выбора, и девушки одели ее.
Это был первый случай с дня свадьбы, когда Минтака появилась на людях. С тщательно нанесенной косметикой, такая же прекрасная, как прежде, она заняла свое место на троне царицы, который был ниже трона фараона, во вновь богато украшенном зале собрания во дворце. Она попыталась придать своему лицу отчужденное выражение и не участвовать в слушаниях, но ее сдержанность исчезла, когда она узнала царского вестника, который вошел и пал ниц перед двойным троном. Она внимательно наклонилась вперед.
Трок признал вестника и приказал ему подняться и сообщить новости совету. Когда тот поднялся на ноги, Минтака увидела, что он во власти глубокого переживания. Он был вынужден несколько раз откашляться, прежде чем сумел произнести хоть слово, а затем наконец заговорил таким дрожащим голосом, что вначале Минтака не понимала, что он говорит. Она слышала слова, но не могла заставить себя понять их.
– Священновеликий фараон Трок Урук, царица Минтака Апепи Урук, благородные члены государственного совета, жители Авариса, братья и соотечественники воссоединенного Египта, я принес с юга трагические вести. Я бы предпочел погибнуть в бою, один против ста, чем сказать вам это. – Он умолк и снова закашлялся. Затем его голос окреп и зазвучал яснее:
– Я прибыл на быстрой галере по реке из Фив. Я плыл днем и ночью, останавливаясь только чтобы заменить гребцов, и потратил двенадцать дней, чтобы достичь Авариса.
Он снова умолк и развел руки в жесте отчаяния.
– В прошлом месяце, накануне праздника Хапи, молодой фараон Нефер Сети, которого все мы любили и на которого так надеялись, скончался от ужасных ран, полученных в Даббе во время охоты на льва, совершившего набег на скот.
Последовал общий вздох отчаяния. Один из членов совета закрыл глаза и тихо заплакал.
Вестник говорил в тишине:
– Регент Верхнего Царства, господин Наг, принадлежащий к царскому семейству Тамоса ввиду брачных уз и следующий по очереди наследования, возведен на трон вместо умершего фараона. Он очищает землю под именем Киафан, он стремится к вечности под именем Наг и сеет по всему миру страх перед именем фараон Наг Киафан.
Скорбные крики по мертвому фараону и выкрики одобрения его преемника наполнили зал.
Под шумок Минтака разглядывала вестника. Она под косметикой побледнела как полотно, а ее глаза без всякой краски для век сделались огромными и трагическими. Казалось, мир вокруг нее потемнел, и она покачнулась на седалище. Зная, что смерть Нефера замышлена и неминуема, она убедила себя, что это не случится. Она заставила себя поверить, что даже без ее предупреждения Нефер с помощью Таиты как- нибудь избежит сетей зла, сплетенных Нагом и Троком.
Трок наблюдал за ней с хитрой, злорадной улыбкой, и она знала, что он упивается ее болью. Ей было уже все равно. Нефер умер, и с ним умерли ее воля и смысл сопротивляться и продолжать жить. Она встала с трона и, будто сомнамбула, вышла из зала. Она ожидала, что муж прикажет ей вернуться, но он не сделал этого. В общем испуге и сожалениях немногие из присутствующих заметили ее уход. Те, кто заметил, не усомнились в ее ужасном горе. Они вспомнили, что она была обручена с умершим фараоном, и простили ей нарушение этикета и протокола.
