маскироваться.
Он пил свой чай, словно ничего не произошло, хотя встревожился не на шутку.
— Друг? Близкий друг?
— Я бы не сказала… Вообще-то он странный.
— Да? В каком смысле?
— Выдает себя то за актера, то за продюсера. Одевается черт знает во что, выдает себя за другого, таскает меня за собой. Форменный псих! Врет, что разучивает роль, но я думаю, у него большие неприятности.
— Какие именно?
— Хотела бы я знать! Я не прочь ему помочь, но он не разрешает. Повез меня в Ривердейл, в привилегированную частную школу. Мы с ним притворялись там родителями вундеркинда. Он зачем-то стянул в школе бумаги. В «Уолдорфе» мы как сумасшедшие меняли среди ночи номера.
— Как странно!
— Ага, а потом навещали в больнице его друга, только тот уже отдал концы.
Кивающий Журавль оторвался от чашки с чаем.
— Сдается мне, он вовлечен в какие-то незаконные дела.
— Не знаю, он как будто честный. У меня от него голова идет кругом!
— Где он сейчас?
Девушка пожала плечами:
— Бросил меня в метро, взял и выпрыгнул из вагона. Сказал, что позвонит. Он вернется, ведь в номере остались все его вещи.
— Вещи?
— Он таскает с собой целый чемодан грима. И еще один, весь в замках. Понятия не имею, что в нем спрятано, он очень его бережет.
— Он хранит такой чемодан в номере?
— Нет, зачем в номере этот пластмассовый гроб? В камере хранения отеля.
Кивающему Журавлю очень повезло с этой болтушкой. Вытянув из нее все важные сведения, он опять заговорил о себе:
— Вы сказали, что я маскируюсь. В каком смысле?
— Да ладно, вы только посмотрите на себя! — Она захохотала. — Я знаю, кто вы на самом деле.
Он встал, взглянул на часы.
— В церкви Святого Варфоломея скоро начнется вечерняя служба.
— Что? Вы ходите в церковь?
— Да, слушать музыку. Я поклонник григорианского хорала.
— Ничего себе!
— Не возражаете пойти со мной?
Орхидея заколебалась.
— А что, и пойду! Только не думайте, что это свидание.
— Что вы! Мне приятно ваше общество. Чисто по-дружески.
— Хорошо, почему нет?
Через несколько минут они уже входили в церковь. Двери были не заперты, но в церкви царили пустота и сумрачность: на улице уже сгущались сумерки, а здесь еще не зажигали свет.
— Где же музыка? — удивилась Орхидея. — Здесь никого нет.
— Мы пришли рановато, — объяснил Кивающий Журавль. Он взял девушку под руку и вежливо повел по проходу вперед, к самым темным местам для певчих. — Здесь лучше всего…
— Ладно… — В ее голосе уже слышалось сомнение.
Кивающий Журавль упорно держал правую руку глубоко в кармане своей полушинели. На пальцах по-прежнему были наперстки. В темноте алтаря он вынул руку из кармана.
— Я слышу, как звенят наперстки для струн, — испуганно пожаловалась Орхидея.
— Конечно, — кивнул он. — А я все время слышу музыку. Бесконечный блюз. — Он поднял руку, помахал перед ее лицом пальцами, блеснув в темноте наперстками-когтями, и тихонько запел:
ГЛАВА 50
Гидеон покинул учебный центр, но к машине не пошел, а побрел через лужайку к бывшей сторожке старого имения, ныне превращенной в небольшой частный дом. Шестое чувство подсказало, что там обитает пожилая поборница порядка: ровная кирпичная тропинка, цветник у входа, кружевные занавески на окнах и любопытные украшения внутри, которые он сумел разглядеть снаружи.
Он приблизился к двери как бы невзначай, но ему навстречу словно ниоткуда шагнули двое азиатов в черном.
— Чем вам помочь? — спросил один вежливо, преградив ему путь.
Гидеон не знал даже имени бабушки.
— Я пришел повидаться с матерью Фу Лиан.
— Простите, мадам Чун вас ожидает?
«Хорошо уже то, что не ошибся домом», — подумал Гидеон.
— Нет, но я отец мальчика, поступившего учиться в Трокмортонскую академию, и…
Ему даже не дали договорить. Вежливейшим образом, но вполне откровенно они подошли, взяли его с обеих сторон под руки и повели прочь от дома.
— Идемте с нами.
— Да, но Джи, ее внук, будет учиться в одном классе с моим сыном, и…
— Вам лучше пойти с нами.
Гидеон заметил, что его ведут не к машине, а к железной дверце в боковой стене главного дома. Его посетило неприятное воспоминание, как он проснулся в гонконгском отеле в окружении китайских агентов.
— Одну секунду… — Он уперся, роя каблуками землю.
Провожатые тоже остановились, напряглись и, оторвав его от земли, буквально понесли к двери.
Но тут от домика донесся голос. Азиаты замерли на месте. Оглянувшись, Гидеон увидел на ступеньках пожилую китаянку, манящую их к себе и что-то говорящую на своем языке.
Охранники поразмыслили и отпустили его. Сначала сделал шаг назад один, потом другой.
— Заходите! — позвала его хозяйка домика. — Скорее!
Гидеон покосился на охранников, но те не шевелились, и он поспешил на зов. Женщина пригласила его в гостиную.
— Пожалуйста, присядьте. Чаю?
— Спасибо, не откажусь, — ответил Гидеон, разминая помятые охранниками руки.
Вошел слуга, мадам Чун сказала ему пару слов, и он исчез.
— Простите мою охрану, — слегка улыбнулась хозяйка. — Моя жизнь подвергается сейчас опасности.
— Что за опасность? — осведомился Гидеон.
Женщина вместо ответа только опять улыбнулась.
