Король-колдун

король я не потерплю, чтобы собор носил имя человека, придумавшего непристойность, называемую отпущением грехов. Может быть, после вашей смерти назовем его собором Святой Атайи? — с издевательской ухмылкой осведомился он. — Разве это не станет вам достойным мемориалом, принцесса? Вам, столь жаждавшей стать спасительницей Кайта и уберечь свой народ от разрушительных последствий ложной религии?

Атайя понимала, что он пытается вывести ее из себя, поэтому сдержала ярость.

— Хотите, чтобы я вырезал ваше имя среди горгулий над дверью, — продолжал настаивать Мудрец, — или желаете быть увековеченной на витражах? Цветное стекло более хрупко, но зато и более красиво. И еще, принцесса, скажите мне, что бы вы предпочли в качестве подношений от бесчисленных пилигримов? Монеты? Или, вероятно, амулеты? Ах нет, — добавил он, мерзко захихикав, — вы предпочли бы научные трактаты по вопросам магической этики, написанные их неразборчивыми почерками. Вы ведь покажете им парочку чудес, когда они придут к вам? Ну конечно же, покажете. Святая Атайя, покровительница философов!

Затем, не помедлив ни секунды, Мудрец выкрикнул слова следующего заклинания:

— Opprime nocte corpus eius!

Немедленно после этого, являя собой злобную пародию на визуальную сферу, черный туман заструился из его пальцев, обволакивая принцессу. Липкий черный туман пристал словно патока, лишив Атайю возможности видеть и двигаться. Воздух стал тяжелым, будто душащий саван, легкие принцессы готовы были разорваться от нехватки кислорода.

Изъян! — напомнила себе принцесса, подавляя панику. — Ищи изъян в его заклинании!

Ослепнув и лишившись возможности ориентироваться в пространстве, Атайя пошатнулась в опасной близости от покровов, железный кулак сжал сердце принцессы. Атайя не могла видеть покровы, но чувствовала близость пронизанной венами мембраны по тому, как участился пульс, и забилось сердце.

Не паникуй, — пыталась внушить себе принцесса, осторожно удаляясь от края круга. — Это именно то, чего он добивается. Не теряй самообладания.

Атайя попыталась найти в окружающей тьме какой-либо изъян. А вот и он — проблеск света размером с булавочный укол в адском мраке. Принцесса протянула палец и проделала дыру в липкой ткани, глотая драгоценный воздух. В следующее мгновение Атайя скомандовала темноте рассеяться. Тьма взвилась словно дым, поднимающийся от костра, и осторожно опустилась около нижнего края арены.

Мудрец бросил ленивый взгляд на свое заклинание, ныне ставшее безопасным.

— Боитесь темноты, не так ли?

Брандегарт не дал ей времени для ответа — в следующее мгновение принцесса сложилась вдвое, задохнувшись от резкой боли в животе, словно кто-то вонзил туда холодную сталь. Прежде чем она успела закричать, Мудрец опять что-то пробормотал — печальным итогом его заклинания стало то, что желудок принцессы взбунтовался, и ее вырвало тем немногим, что Атайя заставила себя проглотить за завтраком сегодняшним утром.

— Заметьте, я достаточно уважаю вас, чтобы не использовать какое-нибудь другое заклинание, связанное с неспособностью удержать в себе содержимое желудка, — произнес Мудрец насмешливо, ожидая услышать слова благодарности.

Пытаясь произнести ответное заклинание, Атайя ощутила привкус желчи во рту. Она изучала множество заклинаний болезни, но никогда раньше не использовала их. Как и принуждающее заклинание, связавшее Николаса, подобная магия считалась абсолютно недопустимой среди традиционно обученных колдунов. К несчастью, Мудрец не придерживался подобных моральных установок — как и предупреждали принцессу Тулис, да и сам Мудрец, внутри арены не существовало никаких запретов. Моральные устои, которые прививали Атайе, должны были привести ее к неминуемой смерти. Теперь Мудрец стал выкрикивать заклинания быстрее, вкладывая в них все большую силу. Принцессе не оставалось ничего другого, как самой опуститься до его уровня, иначе этические воззрения довели бы ее до могилы.

— Ulceribus cutem afflige! — прошептала Атайя.

Алые пятна усеяли каждый дюйм тела Мудреца, на глазах превращаясь в гнойные волдыри. Следующее заклинание заставило Брандегарта извергнуть влагу изо рта и испытать все муки человека, сжигаемого солнцем и умирающего от жажды. Принцесса заставила Мудреца поверить, что его кости стали горячими, словно раскаленные железные прутья, пронзившие плоть. Прутья быстро обратились в пепел, оставив Мудреца лежать в виде бесформенной глиняной громады, беспомощной и мертвой.

Вот и Атайе удалось причинить Мудрецу боль — она видела это в его глазах, хотя Брандегарт и пытался скрыть ее. Едкий пот выступил на теле, пропитав когда-то прекрасное шелковое одеяние.

— Вы позабавили меня, принцесса, — с видимым усилием произнес Мудрец.

Под воздействием отражающего заклинания фурункулы на его коже прорвались один за другим, извергнув капли желтой липкой жидкости, прежде чем навсегда исчезнуть. Атайя заметила, что манеры Мудреца изменились: теперь, когда началось настоящее сражение, видно было, что Мудрец устал.

— Что ж, пора прекращать комедию, мне предстоит коронация.

Атайя упала на жесткие камни булыжной мостовой, колени подогнулись, и мир перевернулся, словно землю выдернули из-под ног, как ковер. Нелепо, но первой мыслью, пришедшей в голову принцессе, была мысль о том, что теперь ее платье испорчено и не подлежит починке. Уж лучше платье, чем кожа, напомнила себе Атайя, и с трудом попыталась подняться.

— Атайя, что с тобой?

Голос не принадлежал Мудрецу. Задохнувшись от ужаса, Атайя повернула голову и увидела Джейрена, стоящего на коленях рядом с ней.

— Что ты здесь делаешь?.. — Она взмахнула рукой в сторону границы арены. — Быстрее! Беги отсюда…

Принцесса испугалась, но немедленно взрыв грубой силы ударил ее сзади, словно шар булавы сокрушил голову, попав прямо в висок. В следующее мгновение Атайя лежала лицом вниз на земле и отчаянно пыталась вдохнуть и не уронить щит заклинания, защищающего ее от следующей попытки Мудреца. Призрак Джейрена уже исчез в глубинах ее памяти, откуда и был извлечен. Мудрец посмеивался, довольный тем, что его обман удался, пока Атайя с трудом поднималась на ноги, несмотря на сильно ободранные колени и локти, пытаясь быстро восстановить концентрацию.

Берегись обращенных к разуму заклинаний Мудреца.

Хорошо, что Тулис предупредил принцессу. Иллюзия была исполнена мастерски: выражение глаз Джейрена, линия щек, полет непослушных волос — все схвачено удивительно точно. В течение целого мгновения Атайя не сомневалась в подлинности того, что видела.

Подобная доверчивость может убить ее, если впредь она не будет очень осторожна.

Помни о самоконтроле. Не позволяй ему запутать твой разум.

Смятенные чувства стали успокаиваться, когда Атайя принялась повторять слова, которым учил ее мастер Хедрик.

Кредони, лорд Первого Совета, двадцать шесть лет, Сидра, лорд Второго Совета, одиннадцать лет…

Принцесса настороженно смотрела на своего соперника.

Итак, он потрясает своим самым сильным оружием, — отметила Атайя про себя — принцессу поразило, как легко она угодила в ловушку. — Сейчас он играет наверняка.

Атайя и представить не могла, как тяжело будет заставить себя убить Мудреца. Не имело значения, что когда-то принцессе довелось увидеть, как взорвалось тело Родри — этот кошмар и по сей день являлся ей во снах, — сейчас Атайя боялась, что только нечто столь же сильное и жестокое сможет уничтожить Мудреца. Она послала заклинание, заставляющее его сердце остановиться, однако Мудрец отразил его так легко, словно разорвал сгнивший от времени гобелен. Затем принцесса попыталась поразить его внутренности, вызвав внутреннее кровотечение, — Атайя не хотела видеть следы своих жестоких трудов, но снова, в первое мгновение застонав от боли, Мудрец отразил заклинание.

Хуже всего было то, что принцесса не могла воспользоваться самым могущественным заклинанием из своего арсенала. Атайя знала, что потрескивающие зеленые спирали могут поразить Мудреца, но не могла