смещения (правда), с удовольствием посчитается с источником своих страхов (правда), а уж его самого можно будет оставить на сладкое. Сначала покончить с еретиками внутри страны… ну а потом поинтересоваться, чьей силой и при каких обстоятельствах воспользовался любимый полководец канцлера.
— Ваше Величество, Ваши Высочества, господа… три года назад Его Высочество герцог Немюрский вступил в тайную переписку с Триром, — пауза. Теперь молчат уже все. Никому не нужно объяснять, с кем де Немюр мог обмениваться письмами в столице Франконии. Секретная связь с вражеским государством сама по себе образует измену. А для еретика, женатого на франконской принцессе — вдвойне. — Я получал копию каждого письма. — Взрыв. Очень тихий. Бесшумный, можно сказать. «Получал» — хорошее слово. Может значить «крал, копировал и расшифровывал». А может совсем иное. — Когда из Трира сообщили, что нужная часть руководства северной армии подкуплена или перевербована и что следующей осенью франконские войска перейдут границу, мы решили, что риск слишком велик. Ее Величество помнит, я имел честь докладывать об этом.
«Мы решили». Мы. Адресат сообщения уже все понял и вовсю кивает. Остальные еще оглушены.
— Возможность узнавать планы врага заранее и подробно стоит дорого, но ненадежные войска на севере в виду скорой войны могли обойтись много дороже, — спокойно пояснил епископ Ангулемский. — Тогда и было принято решение заменить северную армию надежной западной прямо сейчас, весной, пусть даже ценой того, что Его Высочеству перестанут верить в Трире. Я благодарю Бога за это решение, — (правда), — ибо только из-за него генерал де ла Валле успел вовремя. Ваше Величество, ваш кузен действительно — верный слуга Вашего сына. Не его вина, что противник оказался хитрей и вероломней, чем мы оба предполагали. Но все же мы сделали, что могли, а Бог помог правому делу.
Безусловно помог. Даже если де ла Валле и вправду продал душу дьяволу за способ успешно сыграть пятью тысячами против восьмидесяти (или сколько их там было?) произойти без Божьего попущения это не могло. И дьяволу, если это был дьявол, осталось только облизнуться — в этом епископ был уверен. «Maiorem hac dilectionem nemo habet ut animam suam quis ponat pro amicis suis». Нет большей любви… от Иоанна, 15 стих 13… а генерал де ла Валле, Марк, спас их всех. От катастрофы на севере и от резни на юге. Потому что резня началась бы обязательно. Сторонники чистоты веры кинулись бы искоренять ересь и измену, ответ не заставил бы себя ждать, а потом… Нет, дурак был дьявол, заключивший такую сделку, и добычи ему не видать, как основания хвоста без зеркала.
Ее Величество думает. Ее Величество понимает, что в этом месте нужно что-то сказать. Как-то ответить. Ее Величество — вздорная дура, и откуда только взялась в такой разумной семье? — но учили ее хорошо. Будь Хуана умнее — увидела бы в происходящем свой шанс, возможность стать независимой от юга. От Папы. От старшего брата, который правит в Толедо. Получить под руку многочисленную и сплоченную группу людей, которая будет зависеть только от короны, потому что север их предал, а юг не потерпит ереси. Но на это надеяться не стоит. Надеяться стоит на то, что королева поймет: приверженцы учения Вильгельма и сочувствующие — это четверть населения страны. А партия самого канцлера… еще четверть, может быть чуть меньше. Но по стране. А вот в столице у него большинство. Неустойчивое, но большинство. Очень, все-таки, красивая женщина, когда не кричит.
— От имени моего сына я благодарю всех, кто сдержал свою клятву… — нет, Ваше Величество, вы не умеете маневрировать на ходу, оставляя себе лазейки. Лучше бы и не пробовали.
Канцлер Аурелии кланяется королеве.
— Ваше Величество, зная ваши щедрость и благородство, я взял на себя смелость подготовить вот этот документ. Рескрипт об отмене штрафных налогов.
— Вы поддерживаете еретиков! Вы!
Еретики за столом молчат, спасибо им. Архиепископ Тулузский тоже молчит. Партия королевы делает его работу, а это именно то, чего он хочет — чтобы светская власть сама взяла на себя обязанности защитницы веры.
— Святая Церковь никогда не откажется от надежды вернуть Господу даже самых заблудших Его овец. И никогда не примирится с пагубным заблуждением, которое выпустил в этот мир ересиарх Вильгельм, — именно так и никак иначе. — Однако, как служитель Божий, я считаю необходимым действовать любовью и убеждением, пока отступники не поднимают руку на Церковь… — и только в этом случае, только в этом. — А как слуга Вашего сына, я полагаю, что верность короне не должна быть наказуема.
Королева будто ощупывает взглядом зал. Ищет помощи. Она пытается следовать примеру брата, связывать интересы подданных с интересами короны. И теперь она в ловушке — сейчас ей придется либо вознаградить проклятых богоотступников, либо вслух признать, что правило относится не ко всем.
— Господин канцлер, Ваше Преосвященство, вы полагаете, что победа на севере позволит нам сократить расходы на армию? — казначей. Решил помочь Ее Величеству.
На самом деле сокращать расходы вовсе не требуется, иначе, несмотря на все выгоды, д'Анже оставил бы налоги на месте. Но сама постановка вопроса заставит совет подумать, что придется ужиматься…
Ответить канцлер не успевает.
— Мне, — насмешливо скрипит бывший изменник, а ныне вернейший из верных слуг короля и по- прежнему от головы до пят вильгельмианин, — кажется, что сокращать расходы на армию сейчас — несколько преждевременно. Мне всегда представлялось, что Дижон стоит не по ту сторону границы.
На этот раз взрыв проходит не бесшумно: один из советников королевы громко втягивает воздух, архиепископ кашляет, летят со стола бумаги… и если кто-то из присутствующих еще сомневался, что епископ Ангулемский и глава еретиков страны — давние и прочные союзники, то сейчас этот кто-то сомневаться перестал.
А ход замечательный, великий. Во всех отношениях.
Если говорить о военной стороне, то франконцы только что потеряли не меньше сорока тысяч человек… и еще половину от этого потерял Арелат. Это не все, что у них есть, но это много. Достаточно, чтобы Аурелия могла двинуться на восток, не опасаясь удара с севера. Другая такая возможность появится нескоро. Только не отравлено ли яблоко? В Арелате от границы до границы не осталось никого, кроме еретиков. Это не война с чужой армией на своей земле, а с населением на чужой. А население будет драться и за веру, и за жизнь — это известно точно, были случаи проверить. Так стоит ли овчинка выделки? Но что если на эти земли придут не с огнем — придут собратья по вере? А налоги в Аурелии, обычные налоги, ниже, чем у соседей. А северо-запад Арелата до сих пор оплакивает былое величие и порушенную торговлю. Местные жители довольны новой верой, но далеко не всеми новыми порядками. Если подойти к делу разумно, этот кусок можно взять, да не как стратегическое предполье, а совсем. Навсегда.
Но для этого потребуется открыто признать за ересью право на существование. Надолго. На годы.
Но Дижон… но выгода. Но меч коннетабля, который уже столько лет лежит без хозяина — коннетабль де ла Валле умер в ссылке, поговаривают, от разбитого сердца, а его старший сын пошел служить врагам отца и не взял ничего из наследства. А ведь де Немюру не дадут возглавить армию, этого не потерпят ни Толедо, ни Равенна, да и никто не потерпит, нет, командовать должен добрый христианин, а маршал стар, он и жезл уже не поднимет… приз может достаться любому.
— Это замечательная идея, Ваше Высочество, — говорит казначей. И за столом кивают.
Встретились через два часа после окончания совета, открыто — зачем скрываться? Официально с сегодняшнего дня Его Высочество Гастон, герцог де Немюр, и Ее Высочество Урсула — верные слуги короля и лучшие друзья епископа Ангулемского. Беседу вели прямо во дворце, в одном из рабочих кабинетов канцлера. Он специально выбрал жемчужно-серый, чтобы никого не задеть, и теперь только белая отделка на робе принцессы Урсулы позволяла отличить ее от предметов обстановки. Ну и еще то, что предметы обстановки смотрелись несколько более живо. Д'Анже скользнул взглядом по кабинету, сравнивая франконскую принцессу с благонравными молельщицами на шпалерах, скромными весталками, поддерживавшими подсвечники и кроткими пастушками с гобеленов. Тусклая длинноносая женщина в подчеркнуто старомодном чепце на армориканский манер выглядела благонравнее и скромнее.
Оба «хвоста» остались в приемной — сочинять себе новую стратегию поведения. А мы оказывается в союзе с проклятыми ер… вильгельмианами, тьфу, с нашими вильгельмианами, тьфу, мы оказывается всегда
