– Ничего, у меня так бывает. Первые полчаса плохо, потом все приходит в норму.
– Выпей сто граммов.
– Нет, мне на работу. Который сейчас час?
– Вон часы, в углу. Половина пятого. Видишь, уже рассвело.
Все шторы были задернуты, и сориентироваться, светло на улице или же там ночь, не представлялось возможным.
– Ну как, отдохнул немного?
– О нет, – воскликнул Горбатенко, вытирая пледом мокрый небритый подбородок. – Ужасно! Так плохо мне уже не было давно.
– Девчонки понравились, Игорь Иванович?
– Девчонки? Какие девчонки?
– Мои знакомые.
– Пока не знаю. Кстати, послушай, Виктор Николаевич, они как, здоровы?
– В каком смысле?
– Болезней у них никаких нет?
– Брось, дорогой, какие болезни? Они проверены, хоть в космос отправляй.
– Ты это точно знаешь?
– Перекреститься, что ли?
– Не надо. Если ты говоришь, я верю.
Нестеров спустился, шлепанцем задвинул разбитый бокал под журнальный столик, сел в кресло и покачал шлепанцем.
– Ты, конечно, удивил меня.
– В каком смысле?
– Я не ожидал, что ты такой мужик шустрый.
Двух девчонок обработал. Ты просто какой-то гигант.
– Лучше не напоминай, мне и без них тошно, – руки у Горбатенко дрожали.
– Выпей сто граммов, легче станет.
– А ты будешь, Виктор Николаевич?
– И я соточку выпью. Выпью и пойду спать.
– Правильно, пару часов можно поспать. А ты что, не ложился?
– Почему не ложился, тоже поспал.
Горбатенко дрожащей рукой наполнил бокал до половины водкой, брезгливо глядя на губную помаду на бокалах.
– Откуда они взялись?
– Сам не знаю, – пожал плечами Нестеров, – проезжали мимо, свет увидели, решили на огонек заглянуть.
– Лучше бы они не заглядывали.
– Почему ты так думаешь?
– Что-то мне тошно.
– Боишься? Успокойся, все будет хорошо, не умирай до расстрела.
– Расстрела?
– Так говорят, пословица такая есть.
Горбатенко, давясь, выпил водку и запил минералкой. Сидел, качаясь, как китайский болванчик.
– Вид у тебя, конечно, не очень. Может, пойдешь поплаваешь?
– Где?
– Где и вчера плавал, в бассейне.
– Я там плавал?
– Причем в одежде.
– Не может быть!
– К сожалению, фотографий у меня нет, а то я бы тебе показал.
– Плавать я не буду, боюсь, на дно пойду, как кирпич.
«Дерьмо не тонет», – подумал Нестеров, но фразу не произнес, а хмыкнул.
