настоящий генерал, начнет резать приятелю правду-матку с плеча. Но выпить хотелось, аж сводило скулы.
Жирное мясо, салаты стояли где-то в районе кадыка и никак не хотели опускаться ниже. Скворцов почуял слабину генерала. Он понимал, что смущает Кабанова, но ему хотелось услышать от него правду.
– Выпьем? – Скворцов вытащил из морозилки бутылку водки и поставил ее на стол.
Кабанов зажмурил глаза, облизнулся, собрал в кулак всю волю и несколько мгновений медлил, не в силах провернуть язык в пересохшем рту.
– Не буду!
– Ну, ты даешь! – восхитился бывший депутат, бывший министр.
– Настоящий мужчина должен уметь говорить «нет», – сказал генерал и ударил кулаком по столу.
Его лицо побагровело, Скворцов даже испугался, не хватит ли сейчас Кабанова удар.
Хозяин дома сообразил: такого напряжения долго гость не выдержит. Если бутылка еще минуту простоит на столе, то генерал потеряет сознание, как терял его Гай Юлий Цезарь, отказываясь от императорской короны, которую принесли ему сенаторы.
Тогда ушлый политик Скворцов решил действовать от обратного.
– Мое дело предложить. Не хочешь… – и он картинно взялся за горлышко бутылки, а другой рукой за ручку холодильника, словно бы всерьез собирался спрятать водку в леденящий холод.
Генерал, не открывая глаз, перехватил руку Скворцова.
– Стоп машина, – выдохнул Кабанов, – будем пить. Если что на стол поставлено, назад убирать нельзя, – тут же придумал он выгодную для себя народную примету.
– Нестерова позовем, – предложил Скворцов.
– Он не пойдет, бизнесмен долбаный! Ему завтра договора подписывать. Ты же видел, как он сачковал за столом. Он не мужик, – резко произнес Кабанов. – Настоящий мужик никогда себе вместо водки минералку в рюмку не нальет.
– У него жена молодая, – с завистью произнес Скворцов.
– И твоя не старая.
Кабанов хватил рюмку и качнулся на задних ножках венского стула. Тот жалобно взвизгнул, но тушу генерала выдержал.
Если бутылка открыта; ее непременно допивают до конца, во всяком случае настоящие мужчины, и делают это быстро, пользуясь темнотой и тем, что жены их еще не хватились. Бутылка незаметно опустела, Кабанов даже не поверил собственным глазам, заподозрив, что Скворцов схитрил.
Александр Валерьевич глянул в глаза генералу и понял, что тот еще не дошел до кондиции, чтобы резать правду-матку.
– У меня еще «тыкила» есть, – сообщил бывший депутат.
– Это что за дрянь? Я только беленькую, – сообщил генерал.
– Она беленькая, тоже водка, но из кактуса выгнанная, мексиканская.
Кабанов задумался, словно решал сложную тактическую задачу:
– Покажи.
Исчезнув на полминуты, Скворцов вернулся с пузатой бутылкой. Кабанову сам вид посуды не понравился, он предпочитал классические формы.
По его мнению, бутылка обязана быть круглой, как снаряд.
– Баловство, – сообщил Кабанов, разглядывая этикетку с мексиканцем в сомбреро. Латинские буквы он вообще не умел читать, хотя и закончил академию с отличием.
– Зато – сорок градусов.
Пока генерал размышлял и колебался, Скворцов налил себе граммов пятьдесят «тыкилы», лизнул руку, посыпал мокрое место солью, выдохнул воздух так сильно, что легкие чуть не слиплись. Одним глотком он выпил «тыкилу» и тут же жадно слизал соль острым бледно-розовым языком. Кабанов, склонив голову набок, изучал Скворцова, в душе полагая, что приятель тронулся рассудком.
– Ты чего? – спросил он.
– Так положено.
– Кому?
– Тому, кто «тыкилу» пьет.
– Я по старинке, огурчиком лучше, он тоже соленый.
Огурца не нашлось.
Кабанов долго нюхал рюмку:
– Самогонкой пахнет, но не хлебной, а сахарной.
Ну и дрянь ты в доме держишь! Небось, никто пить не захотел, так ты мне предлагаешь.
– Эта «дрянь» по деньгам целый ящик водки стоит.
