все в порядке, я буду ждать тебя.
«Попались, голубки!»
Еще целых три коллекции продемонстрировали девушки. В конце показа вышел модельер, выглядевший лилипутом среди рослых манекенщиц. Внешностью он обладал красивой, но отталкивающей, не было в нем четкого мужского начала. Журналисты обступили его. Поближе подобрался и Герман, но не слушал, о чем идет разговор. Во-первых, не разбирался в тонкостях моды, во-вторых, не за это Серебров платил ему деньги.
Герман, скосив глаза, наблюдал за Станиславой и красавцем мужчиной. Они сидели рядом на легких складных пластиковых стульях. Нестерова поглаживала мех шубы, делая это крайне эротично. Ее пальцы то терялись в густом меху, то вдруг вспыхивали блестками ярко накрашенные длинные ногти, то вдруг ее рука замирала, пальцы нервно сжимались в предвкушении чувственного удовольствия.
'Вот стерва.., прошмандовка, – думал Герман, нарушая одно из правил, которому учил его Серебров:
«Никогда не воспринимай противника и объект слежения как близкого тебе человека, не давай ему оценок. Нет мерзавцев и негодяев, есть люди, за которыми ты должен следить. Все поступки оценивай лишь исходя из пользы для дела».
Богатырев насколько мог напряг слух.
– ..Ты так возбуждающе на меня смотрел, – проговорила Станислава.
– Ты была неотразима.
«Напыщенные идиоты!» – вновь нарушил правило Богатырев.
– Тебе не страшно сидеть рядом со мной? – грудным голосом с придыханием поинтересовалась Нестерова.
– Ты тоже должна меня бояться.
– Если бы мой муж узнал о тебе… – мечтательно произнесла женщина.
– Он бы убил меня, – закончил за нее фразу мужчина.
– Николай!.. – вновь с придыханием произнесла Станислава, она обладала удивительным свойством любое слово превращать в чувственный вздох.
Николай лишь только услышал произнесенное женщиной свое имя, тут же расправил плечи и напряг мышцы так, что они рельефно выступили под тонким облегающим свитером.
«Жеребец, только не ржет.., пока не ржет».
Богатырев заметил, как скользнула рука женщины и кончики ее пальцев коснулись локтя мужчины.
И тут Герман дернулся: в углу зала он увидел двух невыразительных парней в черных костюмах. Они вроде бы беседовали между собой, но в то же время не спускали глаз с воркующих любовников.
«Может, показалось?» – поспешил успокоить себя Герман.
Но эти двое парней явно выбивались из публики, собравшейся в зале. Их, как и самого Богатырева, не интересовал показ моделей, не интересовал модельер, а лишь Станислава и ее собеседник.
«Муж, наверное, пристроил их наблюдать за женой».
С подобным Герману приходилось сталкиваться не один раз. Среди клиентов его работодателя Сереброва попадались крупные воротилы от бизнеса с болезненной, в смысле ревности, фантазией. Деньги позволяли им реализовывать свою фантазию на полную катушку. Охранники, соглядатаи, фотографы, операторы не выпускали любящих погулять на стороне жен из поля зрения.
«Бойся не за них, бойся за себя», – пришел к компромиссу в собственном поведении Герман.
Пальцы любовников переплелись, Станислава торопливо накрыла их полой шубы.
Нестерова пристально посмотрела на Николая.
Во взгляде женщины не было просьбы о близости, не было сомнения, она оставалась спокойной – знала, что мужчина не сможет ей отказать.
«Стерва!» – подумал Герман.
Качок Николай не нравился ему ни одной секунды.
– Гуттаперчевый мужик, – определил для себя помощник Сереброва, – словно с обложки журнала сошел. Все в нем ненастоящее, начиная от накачанных химией мышц и кончая улыбкой, расцвеченной фарфоровыми зубами.
Но, наверное, манекенщице именно такие мужчины и нравились. Деньги в кармане любовника ее не интересовали, ими ее с лихвой обеспечивал муж, но иногда хотелось пощекотать нервы.
Богатырев очень осторожно оглянулся. Но охранников, приставленных Нестеровым, уже не заметил.
Голубки тем временем продолжали ворковать, особенно ни от кого не прячась.
Улучив момент, Герман снял их на видео.
«Освещение ни к черту, но кое-что получится. Серебров будет рад, он ценит пикантные детали из жизни клиентов».
Показ был закончен. Журналисты уже расходились, оставаться в зале долее Герману стало не с руки. Когда он был одним из сорока зрителей, на него никто не обращал внимания, а если бы он засиделся один в пустом зале, им непременно заинтересовалась бы охрана.
Вытащив сигарету и разминая ее в пальцах, Герман вышел в коридор. Оказывается, репетиция показа
