убедительным, чтобы подавить всякие домыслы.
После короткой паузы она заговорила снова.
— У меня такое чувство, что господин Глинн знает больше, чем он сказал. Впрочем, нет, не так. Я думаю, может быть, он знает меньше, чем высказал, — сказала она и искоса глянула на МакФарлэйна. — Не так ли?
МакФарлэйн растерялся. Он не знал, что Ллойд или Глинн рассказали капитану — или, что сейчас более важно, о чём они предпочли умолчать. Тем не менее, он чувствовал, что чем больше она знает, тем лучше для корабля. У него было чувство близости к ней. Они оба допустили крупные промахи. Оба были вышвырнуты на обочину жизни на несколько больший срок, чем средний Джо. В глубине души он доверял Салли Бриттон.
— Вы правы, — сказал он. — Правда заключается в том, что мы почти ничего не знаем об этом метеорите. Мы не знаем, как могло настолько крупное тело пережить столкновение. Мы не знаем, почему оно не проржавело в пыль. Те небольшие электромагнитные и гравитационные данные, которые у нас есть, кажутся противоречивыми и даже невозможными.
— Понимаю, — сказала Бриттон. Она посмотрела МакФарлэйну в глаза. — Он опасен?
— Нет никаких причин, чтобы так думать. — Он помедлил. — Впрочем, нет и причин, чтобы так не думать.
Они помолчали.
— Я имею в виду, может ли он представлять угрозу кораблю или команде?
МакФарлэйн пожевал губу, размышляя, как ответить на этот вопрос.
— Угрозу? Он чертовски тяжёл. С ним будет сложно маневрировать. Но когда он прочно сядет в гнездо, я должен думать, что он будет менее опасен, чем трюм, заполненный горючей нефтью, — ответил он и посмотрел на неё. — А Глинн кажется мне человеком, который не пускает на самотёк ничего.
Несколько мгновений Бриттон размышляла над этим. Затем кивнула.
— Мне тоже так показалось: осторожный донельзя, — сказала она и нажала кнопку лифта. — Он один из тех людей, которым я рада на борту. Потому что в следующий раз, когда я сяду на риф, пойду на дно вместе с кораблём.
Когда «Рольвааг» благополучно пересёк экватор, с побережьем Бразилии и устьем Амазонки далеко к западу, проверенный временем ритуал начался на носу судна, точно так же, как происходил в течение сотен лет на всех океанских судах.
В тридцати футах под палубой и почти в девятистах ближе к корме, доктор Патрик Брамбель распаковывал свою последнюю коробку с книгами. Почти каждый год своей взрослой жизни он пересекал эту линию по меньшей мере раз, и находил сопутствующие церемонии — сваренный из носков «чай Нептуна», прохождение сквозь строй палубных матросов, вульгарный хохот опытных моряков — безвкусным до невозможности.
Он продолжал распаковывать и приводить в порядок свою обширную библиотеку всё время с тех пор, как «Рольвааг» покинул порт. Это было действом, которым он наслаждался почти так же сильно, как и, собственно, чтением книг. Он никогда не позволял себе торопиться. Сейчас Брамбель прошёлся скальпелем по последнему шву упаковочной ленты, отогнул края коробки и заглянул внутрь. Любящими пальцами вытащил самую верхнюю книгу, «Анатомию меланхолии» Бёртона, и поласкал её замечательную, наполовину кожаную обложку, прежде чем поместить её на последнюю свободную полку в своей каюте. «Orlando Furioso» была следующей, затем «A rebours» Хэйсмана, Колериджевские лекции по Шекспиру, сборник эссе доктора Джонсона «Бродяга», Ньюмановская «Apologia pro Vita Sua». Ни одна из этих книг не имела отношения к медицине; фактически, из более чем тысячи эклектических книг в путевой библиотеке Брамбеля лишь дюжина или около того могли рассматриваться как профессиональные — и те он отложил в медицинский чемодан, чтобы удалить профессиональное пятно из дорогой его сердцу библиотеки. Доктор Брамбель прежде всего читатель, и лишь затем — доктор.
Опустошив, наконец, коробку, Брамбель вздохнул со смешанным чувством удовлетворения и сожаления и сделал шаг назад, чтобы получше обозреть книги, стоящие плотными рядами на каждой горизонтальной поверхности и на полках. И сразу же услышал в отдалении лязг двери, за которым последовал мерный звук шагов. Брамбель неподвижно ждал, вслушиваясь, и надеясь, что это не к нему, но наверняка зная, что это не так. Шаги остановились, и со стороны приёмной донёсся короткий двойной стук.
Брамбель вздохнул ещё раз, совсем иначе, чем до этого. Быстро оглядел кабинет. Потом, заметив хирургическую маску, схватил её и приладил поверх рта. Он знал, что она полезна, когда надо поторопить пациентов. Бросил на книги последний любящий взгляд, затем выскользнул из кабинета, прикрыв за собой дверь.
Он прошёл по длинному коридору к приёмной, мимо палат госпиталя с пустыми койками, мимо операционных, мимо патологоанатомической лаборатории. Там стоял Эли Глинн с толстой папкой под мышкой.
Взгляд Глинна упал на хирургическую маску.
— Я не знал, что у вас посетители.
— Нет, никого, — сказал Брамбель через маску. — Вы — первый.
Глинн ещё на несколько мгновений задержал взгляд на маске, затем кивнул.
— Очень хорошо. Мы можем поговорить?
— Конечно.
Брамбель направился в комнату для консультаций. Он нашёл Глинна одним из самых необычных существ, которых когда-либо встречал: человек с культурой, который не находит в ней наслаждения; человек с умением говорить, который никогда к нему не прибегает; человек со скрытными серыми глазами, который избрал своим делом найти слабости всех, но уберечь свои собственные.
Брамбель закрыл дверь в комнату для консультаций.
— Прошу, садитесь, господин Глинн, — он махнул рукой на папку. — Полагаю, это медицинские истории? Они запоздали. По счастью, в них пока не было нужды.
Глинн проскользнул в кресло.
— Я отложил некоторые досье, которые могут потребовать вашего внимания. Большая часть — рутина. Есть лишь несколько исключений.
— Понимаю.
— Начнём с экипажа. У Виктора Ховелла крипторхидизм яичка.
— Странно, что он его не выправил.
Глинн поднял глаза.
— Вероятно, ему не нравится мысль о ноже в той области.
Брамбель кивнул.
Глинн пролистал ещё несколько папок. Там были обычные жалобы и проблемы со здоровьем, которые можно найти в любой случайной выборке людей: несколько диабетиков, хроническое смещение диска, один случай болезни Эддисона.
— Довольно здоровая у нас команда, — сказал Брамбель, со слабой надеждой на то, что разговор подошёл к концу.
Но нет — Глинн вытянул ещё одну группу папок.
— А здесь — психологические профили, — сказал Глинн.
Брамбель пробежал взглядом по именам.
— А что по поводу людей ЭИР?
— У нас несколько другая система, — сказал Глинн. — Досье ЭИР доступны лишь в случае нужды.
Брамбель ничего на это не ответил. Нет смысла спорить с людьми вроде Глинна.
Глинн вытащил ещё две папки из портфеля и положил их на стол Брамбеля, затем небрежно откинулся в кресле.
— На самом деле, я беспокоюсь лишь об одном человеке.
— И кто это может быть?
— МакФарлэйн.
