не взялся совершить кругосветное путешествие. Колумб никогда не открыл бы Америку.
Бриттон помолчала, пристально глядя на него.
— Вы думаете, этот метеорит можно поставить в один ряд с открытиями Магеллана или Колумба?
— Да, — наконец, сказал он. — Я так думаю.
— В библиотеке Глинн задал вам вопрос. Вы так на него и не ответили.
— Я не мог дать на него ответ.
— Почему?
Он повернулся и посмотрел в её уверенные зелёные глаза.
— Потому что понял — несмотря на Рошфорта, невзирая ни на что — я хочу этот метеорит. Больше, чем когда-либо чего-либо хотел.
Помолчав, Бриттон распрямилась.
— Спасибо, Сэм, — сказала она.
Затем быстро повернулась и направилась на капитанский мостик.
МакФарлэйн и Рашель стояли на краю базы, под холодным дневным солнцем. Небо на востоке было чистым и ярким, ландшафт внизу — до боли отчётливым в свежем воздухе. Но с запада небо выглядело совсем по-другому: огромное тёмное покрывало, которое протянулось до самого горизонта, обрушилось вниз и двигалось в их сторону, заслоняя горные вершины. Порыв ветра вихрем поднял из-под ног старый снег. Шторм перестал быть пятнышком на экране; теперь он висел чуть ли не над головой.
К ним направился Гарза.
— Никогда не думал, что увижу настолько страшный буран, — сказал он, улыбаясь и жестом указывая на запад.
— Что планируется сделать? — Спросил МакФарлэйн.
— Копать и забрасывать, отсюда — и до самого берега, — подмигнув, ответил Гарза.
— Копать и забрасывать?
— Моментальный туннель. Самое простое инженерное решение, техника, известная со времён Вавилона. Гидравлической землечерпалкой мы выроем канал, стальными пластинами выложим крышу, и набросаем грязь и снег сверху, чтобы не было видно. По мере того, как метеорит продвигается к берегу, мы будем выкапывать новый туннель — и засыпать старый.
Рашель кивком указала на гидравлическую землечерпалку.
— По сравнению с этой малышкой паровой экскаватор Майка Муллигана — детская игрушка.
МакФарлэйн окинул мысленным взором события последних дней, уже после того как метеорит раздавил Рошфорта и Эванса. Туннели очистили и укрепили, под камень поставили удвоенное число домкратов. Метеорит приподняли без сучка без задоринки, под ним возвели гнездо и счистили грязь. Доставили с корабля гигантскую стальную грузовую платформу, и поставили её рядом с метеоритом. Сейчас настало время для того, чтобы взгромоздить на эту платформу метеорит вместе с гнездом. Общение с Гарзой создавало впечатление, что это проще простого.
Инженер снова ухмыльнулся. Он был разговорчив и пребывал в хорошем настроении.
— Хотите глянуть, как мы сдвинем с места самый тяжёлый объект, когда-либо сдвинутый человеком?
— Ещё бы! — Откликнулся МакФарлэйн.
— Первый шаг — взгромоздить его на платформу. Для этого придётся сдёрнуть с него покров. Ненадолго. Потому-то меня так радует вид этого шторма. Не хочу, чтобы эти проклятые чилийцы рассмотрели наш камушек.
Гарза отошёл и заговорил в рацию. Стоуншифер, который стоял чуть подальше, сделал жест крановщику. МакФарлэйн наблюдал за тем, как тот взялся убирать стальные листы, скрывающие разрез с лежащим там метеоритом, убирать — и стопкой укладывать их поблизости. Поднялся ветер, он свистел вокруг сараев и хлестал снегом у самой земли. Последняя из плит дико изворачивалась в воздухе, пока крановщик сражался с ветром, стремясь удержать стрелу ровно.
— Левее, левее! — Кричал Стоуншифер в рацию. — А теперь ниже стрелу, ниже, ещё ниже… Отцепляй.
После напряжённого момента последняя плита была тоже благополучно убрана в сторону. МакФарлэйн уставился в открытую траншею.
В первый раз МакФарлэйн увидел метеорит целиком, выставленный во всей красе. Он возлежал в гнезде, кроваво-красное, неровное яйцо поверх мешанины брусьев и металлических двутавровых балок. От зрелища перехватывало дыхание. Смутно он сознавал, что Рашель что-то говорит.
— Ну, что я тебе говорила? — Сказала она Гарзе. — Его хватил «взгляд».
«Взгляд» был термином, который она сама же и выдумала. Как правило, увидев метеорит в первый раз, почти все — техники, учёные, строители — прекращали заниматься своим делом и глазели на него, как зачарованные.
МакФарлэйн с очевидным усилием перевёл взгляд с метеорита на Рашель. К её глазам вернулся заразительный весёлый блеск, настолько очевидно утерянный двадцать четыре часа назад.
— Он просто прекрасен, — сказал МакФарлэйн.
Сэм прошёлся взглядом по всей длине открытого теперь туннеля, по платформе, которой и предстоит везти камень. Платформа выглядела внушительно: покрытая решёткой площадка из стали и углеродно- керамического композита, в сотню футов длиной. Хотя их и не было видно сверху, МакФарлэйн знал, что под платформой — великое множество сверхпрочных самолётных шин, тридцать шесть осей, по сорок шин на каждую ось, чтобы она смогла выдержать ошеломляющий вес метеорита. На дальнем конце туннеля из паза в грунте вырос массивный стальной ворот.
Глинн выкрикивал команды тёмным фигуркам в туннеле, возвышая голос над растущей яростью ветра. Передний фронт бури угрожающе вздымался над головой, прямо-таки отвесная скала, которая, подходя ближе, пожирает дневной свет. Глинн внезапно умолк и направился к МакФарлэйну.
— Доктор МакФарлэйн, получили ли вы новые данные после второй серии опытов? — Спросил он, продолжая наблюдать за работой внизу.
МакФарлэйн кивнул.
— По нескольким фронтам.
Сказал — и умолк. Он знал, это никчемное удовлетворение: заставить Глинна задавать вопросы. Его по-прежнему терзала мысль о том, что Глинн продолжает наблюдать за его действиями. Но он решил не делать из этого трагедию — по крайней мере, пока.
Глинн склонил голову, будто читая мысли.
— Понятно. Могу я о них услышать?
— Конечно. Теперь мы знаем температуру плавления. Или, точнее, сублимации — материал прямо переходит из твёрдой фазы в газовую.
Глинн вопросительно приподнял брови.
— Одна целая две десятых миллиона градусов, по Кельвину.
— Господи Боже! — Выдохнул Глинн.
— Ещё мы добились прогресса в расшифровке его кристаллической структуры. Она чрезвычайно сложна: асимметричный фрактальный порядок, построенный по вложенным равнобедренным треугольникам. Порядок сохраняется на различных масштабах: от макроскопических до индивидуальных атомов, и нигде не нарушается. Хрестоматийный пример фракталов. И это объясняет его необычайную твёрдость. Судя по всему, метеорит состоит из одного элемента, это не сплав.
— Ещё какие-нибудь данные по его положению в периодической таблице?
— Он лежит очень далеко, по номеру — больше, чем сто семьдесят семь. Вероятно, относится к суперактиноидам. Индивидуальные атомы, судя по всему, огромны — и в каждом сотни протонов и нейтронов. Почти не вызывает сомнений, что это элемент из того «островка стабильности», о котором мы уже говорили.
— Ещё что-нибудь?
МакФарлэйн вдохнул морозный воздух.
— Да. Нечто, достаточно интересное. Мы с Рашель определили возраст Клыков Хануксы. Извержения
