его многочисленных жен, а также брачных и внебрачных детей. Инспектор Круз продолжал выяснять свои отношения с Идеи, адвокат Мэйсон пил виски, заливая тоску по поводу неудавшейся жизни и отношений с принципиальным Си Си.
Щелкнул замок, вспыхнул свет.
– Проходи, Саша, садись вот в это кресло.
– А где у вас телефон?
– Погоди, не спеши, я сам позвоню. Сейчас я угощу тебя конфетами. Ты ведь любишь сладенькое?
– Люблю, – подтвердила Саша Петрова. Ее большие голубые глаза смотрели на мир спокойно, и этот взрослый дядя не вызывал у нее никакого страха.
Она даже заулыбалась, когда на журнальном столике появилась огромная коробка с цветами на крышке.
– Угощайся. Ты моя гостья.
Девочка взяла конфету и надкусила. Липкий ликер полился на пальцы. Она чуть вскрикнула.
– Дай, я тебе оближу, – сказал Синеглазов и, схватив руку девочки за тонкое запястье, поднес ладошку к своим губам и принялся жадно слизывать ликер.
Затем он засунул пальцы девочки себе в рот.
– Мы с тобой будем играть, Саша. Ты будешь вымазывать руки конфетами, а я буду слизывать. Хорошо?
Девочка отрицательно замотала головой.
– Нет-нет, я не хочу. Это плохая игра.
– Это замечательная игра, Сашенька, – сказал Синеглазов и посадил девочку себе на колени. – Ну же, бери конфеты.
– Я больше не хочу, – призналась Саша.
– Зато я хочу. Бери конфеты и клади мне в рот.
Саша чуть испуганно набрала пригоршню конфет и поднесла к раскрытому рту Синеглазова. Тот схватил ее за локоть и протолкнул липкие от ликера и размятого шоколада пальцы себе в рот.
– Как вкусно, – прорычал он, закатывая глаза и чувствуя, как напрягается его плоть. – А теперь встань.
Саша с готовностью выполнила это.
– Позвоните, скорее позвоните маме! Я не хочу быть у вас.
– Все в свое время. Твоя мама, наверное, еще не дошла до дома.
– Как не дошла? Вы же говорили, она сидит и ждет меня дома!
– Ну погоди немного, – махнул рукой Синеглазов, расстегивая молнию на джинсах. – Я тебе сейчас кое- что покажу.
– Не хочу! – крикнула Саша.
Синеглазов тут же закрыл ей рот. Затем развернул к себе лицом.
– А ну-ка смотри!
– Не хочу! – зажмурила глаза девочка и попыталась укусить его за ладонь.
Новая волна удовольствия прошла по телу Синеглазова.
– Ах, ты, маленький зверек, пушистый и наглый! – Синеглазов растрепал волосы девочки.
Его руки были липкими от ликера, волосы Саши приклеивались к ним.
– Все идет хорошо, все замечательно, – шептал Синеглазов, облизывая перепачканные ликером губы. – Смотри сюда, смотри!
Молния разъехалась окончательно, кожаный коричневый ремень выскользнул из брюк и оказался в руке мужчины.
– А если не будешь слушаться, я тебя накажу. Видишь этот ремешок? Я отшлепаю им тебя по заднице.
Девочка бросилась к двери и судорожно рванула ее на себя. Но дверь была закрыта, ключ лежал у Григория в джинсах. Мужчина схватил ребенка за шиворот и приподнял над полом. Несколько раз тряхнул.
Саша завизжала. Синеглазов несильно ударил ее по щеке, и она смолкла.
Затем он включил музыку – все ту же Патрисию Каас. Звуки музыки из двух черных колонок заполнили комнату.
– А теперь мы пойдем мыться, – сказал мужчина. Девочка стояла у секретера нахохленная, перепуганная, похожая на маленькую озябшую птицу.
– Ну, пойдем, давай руку! – махнув ремнем, который со свистом разрезал воздух, рявкнул Синеглазов и, схватив Сашу за худенькое плечо, поволок в ванную.
Зашумела вода. Синеглазов принялся срывать с девочки одежду. Она отчаянно кричала. Он закрыл ей рот. Саша впилась зубами в его ладонь.
Синеглазов отнял руку, зверея от боли, ударил девочку головой о стену. Девочка обмякла. На кафеле остались брызги крови.
– Звереныш! Так укусила!
Мужчина подставил укушенную ладонь под струю. На ладони четко отпечатались детские зубы.
– Животное! – выругался он и занялся привычным делом.
Из ремня он быстро соорудил петлю, просунул в нее Сашины руки, а затем привязал к змеевику.
– Вот так будет лучше.
Затем сходил в комнату и принес флакон с нашатырным спиртом. Но сколько он ни тыкал под нос Саши вату, обильно политую нашатырем, девочка не приходила в себя.
– Маленькая сволочь! – наконец-то сообразив, что переусердствовал, зло пробормотал мужчина. – Ладно, сейчас мы тобой займемся основательно.
Он стащил с нее всю одежду, затем вымыл. Детское тело казалось мраморным. Волосы прилипли ко лбу, и Синеглазов, взяв расческу, принялся расчесывать девочку. Когда он это сделал, то разделся и сам. Затем, шлепая босыми ногами по холодному паркетному полу, Синеглазов пошел к своему секретеру, вытащил фотоаппарат и вернулся в ванную уже с ним. Он выглядел странно: абсолютно голый, с большим массивным фотоаппаратом на груди. Вспышки, щелчки… Маленькая девочка, висевшая на трубе отопления, навсегда осталась на пленке.
– Маленькая сволочь! Маленькая стерва! – шептал Синеглазов, нажимая на кнопку. – Зачем же ты сдохла раньше, чем надо? Я не увидел твоих глаз, полных ужаса, я не испытал того, ради чего привел тебя к себе. Ты меня обманула, стерва. Но ничего, я с тобой разберусь.
В его голове мелькнула мысль. Он знал, что ему надо сделать. Он отложил фотоаппарат на бельевой ящик и стал быстро одеваться.
Тщательно заперев дверь, он сбежал вниз, сел в свою машину и помчался к Анжеле.
«Только бы она была дома! Только бы она никуда не ушла!»
Он не стал звонить ей по телефону, а вбежав в подъезд, сразу же бросился к лифту. На седьмом этаже лифт остановился. Синеглазов расстегнул молнию на. джинсах и большим пальцем вдавил кнопку звонка.
– Кто там? – послышался голос Анжелы.
– Открывай быстрее! – выкрикнул Григорий.
– Это ты? – удивленно и чуть испуганно сказала Анжела, сбрасывая дверную цепочку.
– Я, я…
Плащ упал на пол прямо в прихожей. Ногой Григорий захлопнул дверь и, услышав щелчок сработавшего замка, бросился на Анжелу, срывая с нее шелковый халат.
– Ты что?! С ума сошел?! – кричала женщина и безуспешно пыталась вырваться. – Мне нельзя! Нельзя!
– Можно! – рявкнул Синеглазов, валя ее на пол. Он был весь перепачкан кровью. Анжела лежала безропотно, без движения. По ее щекам катились слезы – от страха и омерзения.
А Синеглазов склонился над ней и своим испачканным в крови членом водил по ее лицу.
– Ну, хватит, Григорий. Ты что, совсем спятил?
– Мне очень хорошо, – выдохнул мужчина, завалившись на бок. – А теперь – пока.