Не мытьем, так катаньем Пендергаст снова втянул ее в это дело и теперь вдобавок пытается взвалить на нее Смитбека. Никаких смитбеков! Негодяй просто ищет материал для второй главы своего опуса. Смитбек и Пулитцеровская премия! Да, она поедет в Пикскилл. Но сделает это в одиночестве.
Глава 7
В маленькой подвальной комнате царила тишина. Помещение было настолько простым и скромным, что больше всего походило на келью отшельника. Лишь единственный тонконогий стол да жесткий неудобный стул нарушали монотонность неровного пола и влажных некрашеных стен. Ультрафиолетовые лампы под потолком бросали синеватый призрачный свет на четыре лежащих на столе предмета: изрядно потертый и потрепанный блокнот из красной кожи, вечное перо, длинный отрезок резиновой трубки бежевого цвета и шприц для внутривенного вливания.
Сидящий на стуле человек поочередно осмотрел находившиеся в полном порядке предметы. Затем он очень-очень медленно протянул руку и взял шприц. Игла в ультрафиолете поблескивала каким-то необычным, завораживающим светом, и казалось, что сыворотка в прозрачном цилиндре дымится.
Он смотрел на сыворотку, вращая шприц перед глазами и восхищаясь возникающими в ней миниатюрными туманными мирами. В пробирке заключалось вещество, поиску которого посвящали всю свою жизнь предыдущие поколения: философский камень, Святой Грааль, единственное истинное имя Божие. Ради этого были принесены многие жертвы как им самим, так и теми, кто ради успеха возложили на алтарь науки свои жизни. Но как бы ни громадны были эти жертвы, они полностью оправданы, ибо сейчас перед ним находилась заключенная в стекло целая вселенная жизни. Его жизни. Подумать только, что она родилась из нейронов «конского хвоста» – нервного узла в основании спинного мозга. После омовения всех клеток тела жизненной сутью этих нейронов клетки перестают погибать. Потрясающе простое открытие, но каким трудным оказался к нему путь.
Процесс очистки доставлял ему мучения, и в то же время он получал от него удовольствие. Точно так же, как и от действия, к которому намеревался приступить. В последних фазах создания чудодейственной сыворотки было нечто от религиозного обряда. Это напоминало поведение подлинно верующего человека, который, прежде чем приступить к настоящей молитве, совершает целый ряд подготовительных сакральных действий. Это также напоминало действия клавесиниста, прокладывающего путь через все двадцать девять частей «Гольдберг-вариаций» к чистой истине финала, созданного самим Бахом.
Радость подобных размышлений несколько омрачала мысль о тех, кто пытается встать на его пути, кто хочет вытащить его на поверхность, кто следит за ним, чтобы добраться до этой комнаты, кто стремится положить конец его благородным трудам. Самый опасный из них уже наказан за свою наглость – хотя и не так строго, как он того заслуживает. Что ж, в его распоряжении имеются другие средства, а возможность дальнейшего наказания еще представится.
Отложив шприц в сторону, он взял блокнот и открыл кожаную обложку. Комната мгновенно наполнилась другими запахами. Это был запах плесени, гниения и разложения. Его всегда поражала ирония ситуации: переплетенный в кожу и почти распавшийся за столько десятилетий блокнот хранил в себе тайну, которая могла положить конец распаду и разложению.
Он принялся медленно, с любовью переворачивать страницы, начиная с первых записей, вопиющих о неимоверных сложностях исследовательской работы. На последних страницах заметки были сделаны совсем недавно. Отвинтив колпачок с вечного пера, он положил ручку на блокнот, чтобы чуть позже внести запись о своих самых свежих наблюдениях.
Ему хотелось еще немного поразмышлять, но сделать это он не осмелился – сыворотка требовала определенной температуры и по прошествии некоторого времени утрачивала свои качества. Он в последний раз обвел взглядом стол, испытывая при этом чуть ли не разочарование. Нет, разочарованием это быть не могло, поскольку после инъекции произойдет нейтрализация телесных ядов и оксидантов. Это, в свою очередь, остановит процесс старения – загадка, над разрешением которой в течение последних трех тысяч лет бились лучшие умы человечества.
Действуя теперь гораздо быстрее, он взял резиновую трубку и затянул ее на правой руке чуть выше локтя. Когда вена вздулась, он легонько постучал по ней ногтем, поднял со стола шприц, ввел иглу, нажал на головку шприца и закрыл глаза.
Глава 10
Нора, щурясь от ярких лучей утреннего солнца, уходила от красного, похожего на имбирный пряник- вокзала в Пикскилле. Когда она садилась в поезд на Гранд-Сентрал, лил дождь, а здесь в небе над старым центром города вдоль Гудзона было всего лишь несколько легких облачков. Трехэтажные кирпичные здания стоят бок о бок, обратившись фасадами на реку. За этим рядом домов от реки тянулись вверх узкие улочки. Еще выше, примостившись на склоне скалистого холма, стояли дома старинных семей. Перед домами еще сохранились зеленые лужайки с вековыми деревьями. Между ветхозаветными строениями нашли себе место и новые, не столь внушительные здания, включая автомобильную мастерскую и возникший здесь по какому-то странному капризу судьбы латиноамериканский мини-рынок. Все тут имело довольно жалкий вид и выглядело каким-то ненатуральным. Старый благородный город, пребывая в переходном состоянии, отчаянно пытался сохранить достоинство на фоне общего упадка и забвения.
Нора сверилась с указаниями, которые Клара Макфадден дала ей по телефону, и начала восхождение по Центральной авеню, крепко сжимая ручку своего допотопного кожаного портфеля. На Вашингтон-сквер она свернула направо и стала карабкаться в направлении Симпсон-плейс. Подъем был очень крутым, и Нора вскоре стала слегка задыхаться. На противоположном берегу реки за зеленью деревьев чуть виднелись скалы Медвежьей горы. Кроны деревьев полыхали красным и желтым цветом, с темными вкраплениями елей и сосен.
Видавший виды дом Клары Макфадден был выстроен в стиле королевы Анны. Дом имел крытую шифером мансарду и пару украшенных эркерами башенок. По всему периметру первого этажа шла открытая терраса с резным деревянным фризом. Нора шагала по короткой подъездной аллее, а над ее головой, сбрасывая с деревьев пожелтевшую листву, играл ветер. Она поднялась на террасу и позвонила в тяжелый бронзовый колокол.
Прошла минута, потом две. Нора была готова позвонить еще раз, но вспомнила, что Клара Макфадден просила заходить сразу, не дожидаясь ответа.
Девушка повернула бронзовую ручку и толкнула дверь. Петли, которым, видимо, приходилось работать редко, жалобно заскрипели. Она вошла в прихожую и повесила пальто на единственный имевшийся там крючок. В доме пахло пылью, старой тканью и кошками. На второй этаж шли изрядно потертые ступени, а справа от нее находилась широкая, обрамленная резным дубом дверь в форме арки, ведущая, судя по всему, в гостиную.
Из-за дверей послышался старчески дребезжащий, но в то же время на удивление сильный голос:
– Входите.
На пороге гостиной Нора немного задержалась, поскольку после яркого дневного света комната показалась ей очень темной. Окна были закрыты плотными зелеными занавесями с золотыми кистями по нижнему краю. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела старую даму, сидящую в высоком кресле викторианской эпохи. Дама была облачена в одеяние из черного бомбазина. Было настолько темно, что поначалу Нора увидела лишь белое лицо и столь же белые руки. Создавалось впечатление, что эти части тела парили сами по себе. Дама сидела полуприкрыв глаза.
– Не бойтесь, – произнес из глубины кресла бестелесный голос.
Нора сделала шаг вперед, и белая рука сделала взмах в сторону второго викторианского кресла с подголовником, прикрытым кружевной салфеточкой. Нора осторожно присела, однако с кресла все же
