комплекта спасательных жилетов, которые тут же на себя надели. Затем Дальберг повела его к выходному люку.
— Куда мы идем? — спросил мальчик.
— Наружу, на палубу. Там будет безопаснее.
За те несколько мгновений, что открывала люк и помогала мальчику выйти на палубу, она вымокла до нитки от несомой ветром водяной пыли. Над головой кружили бесполезные самолеты.
Крепко взяв ребенка за руку, Дальберг потянула его к перилам ограждения, намереваясь пройти вдоль палубы к корме. Двигатели в глубине корабля пронзительно гудели и вибрировали, сотрясая судно, словно терьер, треплющий крысу. Эмили повернулась к подопечному:
— Пойдем… — и осеклась. Слова застряли у нее в горле. За спиной мальчика, впереди, по носу «Британии», она увидела линию клокочущих белых бурунов под грудой похожих на зубы скал. Непроизвольный крик сорвался с ее губ. Мальчик обернулся. Стена смерти надвигалась с огромной скоростью. Они не успеют достичь кормы, не успеют ничего, кроме как приготовиться к удару.
Гул бьющихся о скалы кипящих волн донесся до нее — низкий резонирующий звук, который словно пронзал тело. Дальберг обняла мальчика.
— Давай лучше просто останемся здесь, — предложила вдова, тяжело дыша. — Мы пригнемся под стеной.
Они поникли, прижавшись к палубным надстройкам. Мальчик в ее объятиях опять заплакал. Откуда- то сверху донесся душераздирающий крик, отчаянный крик живого существа, распрощавшегося с надеждой, — словно крик погибающей чайки.
Если ей суждено умереть, по крайней мере она умрет с достоинством, поддерживая и укрывая собой другое человеческое существо. Дальберг прижала голову мальчика к груди, закрыла глаза и начала молиться.
Но вдруг звук двигателей изменился. Корабль вздрогнул. Глаза Эмили невольно открылись. Она хотела и почти боялась надеяться. Но это оказалось правдой: корабль поворачивал. Вскочив, Дальберг повлекла мальчика обратно к парапету, едва веря глазам — рокочущая линия бурунов все еще приближалась, но уже не так быстро. По мере того как корабль отклонялся от курса, все сильнее бились о корпус донные волны и вздымались вверх водные облака. В просветах между ними Эмили увидела, как черные скалы уходят — «сворачивают», огибая нос корабля. И вот они уже проходят мимо, чудовищной белой полосой удаляясь параллельно правому борту, а корабль несется дальше, по крутым, похожим на отвесные стены волнам.
Последний зубчатый риф унесся к корме, и гул бурунов заглох вдали. Судно продолжало двигаться, но уже заметно медленнее, и в жалобном вое двигателей и отголосках бурунов Дальберг различала другой звук — ликующие возгласы и аплодисменты.
— Ну что ж, — улыбнулась она мальчику, — пойдем поищем папу и маму?
И, шагая обратно клюку на подгибающихся, ватных ногах, Эмили позволила себе слабую улыбку облегчения.
Глава 78
Скотт Блэкберн сидел, скрестив ноги, на развалинах «Триплекс 'Пенсхерст'». Гостиная роскошных покоев имела такой вид, словно по ней пронесся торнадо, — все полностью разрушено. Редкий фарфор, драгоценный хрусталь, изысканные полотна масляной живописи, мраморные и нефритовые скульптуры — все рассеяно и свалено у одной из стен жалкой грудой.
Но Блэкберн всего этого не замечал. Все время кризиса он провел в стенном шкафу, баюкая и охраняя самое драгоценное сокровище. И теперь, когда худшее осталось позади и корабль направлялся в порт — а он всегда знал, что так и будет, — любовно перенес драгоценную собственность обратно на золотой крюк в гостиной.
Его собственность… Определение было неверным. Ибо уж если на то пошло, скорее наоборот — это она владела им.
Поплотнее закутав атлетическую фигуру в монашеские одеяния, Блэкберн сидел на полу перед Агозиеном в позе лотоса, ни на секунду не позволяя взгляду метнуться в сторону мандалы. Один, в блаженном одиночестве: прислуга куда-то исчезла — погибла, вероятно, — и теперь никто не мог помешать его общению с вечным и бесконечным. Тело дрожало от наслаждения в предвкушении того, что должно наступить. Воздействие мандалы походило на наркотик — самый совершенный, самый экстатичный, полностью освобождающий наркотик, — и Скотт все никак не мог полностью им насладиться. Скоро и весь остальной мир разделит его жажду. Блэкберн сидел мирно, спокойно; биение сердца замедлялось, и умственное возбуждение постепенно сходило на нет. Наконец, с нарочитой медлительностью, столь восхитительной и сводящей с ума, он поднял голову и устремил взгляд на бесконечное чудо и тайну Агозиена.
Но в этот самый момент что-то вторглось в его пространство. Необъяснимый озноб заставил тело вздрогнуть под шелковыми покровами. Завоеватель мира почувствовал, что комнату наполняет затхлая вонь — грибов и сырого дремучего леса, — полностью заглушая густой и пряный аромат масляных свечей. Сладостное желание и предвкушение сменились тревогой и смятением. Как будто… но нет, такое невозможно. Движимый дурным предчувствием, он обернулся и, к своему неописуемому ужасу, увидел это. Оно вовсе не преследовало его врага, а, напротив, с совершенно явным вожделением приближалось к нему. Блэкберн стремительно вскочил на ноги, но существо уже набросилось на него, проникая внутрь, наполняя тело и мысли все выжигающим, все истребляющим голодным желанием. Издав булькающий звук, миллиардер отшатнулся, споткнулся и, перелетев через боковой столик, рухнул на пол. Он еще успел ощутить, как его жизненная сила высасывается, вытягивается в глухую и черную пустоту, откуда нет возврата…
Вскоре спокойствие вновь воцарилось в покоях. Гортанные крики и звуки борьбы затихли, истаяли в дымном, тяжелом воздухе. Прошла минута, за ней другая. Потом входная дверь номера отворилась. В номер вошел специальный агент ФБР Пендергаст. Он помедлил в прихожей, взглядом светлых глаз окидывая картину опустошения. Затем, с кошачьей фацией перешагивая через нагромождение искореженных предметов искусства, вошел в гостиную. Скотт Блэкберн лежал распростертый на ковре, неподвижный, неестественно вывернутый — как если бы какая-то неведомая сила вытянула из него все кости, мышцы, жилы и внутренние органы, оставив пустой, обвисший кожаный мешок.
Детектив удостоил жертву лишь самым беглым взглядом. Переступив через тело, он приблизился к Агозиену. Тщательно избегая смотреть на него, протянул руку — осторожно, словно перед ним не кусок ткани, а ядовитая змея. Набросив на лицевую сторону картины шелковый покров, он тщательно ощупал полотно по краям, дабы убедиться, что каждый дюйм мандалы закрыт. Затем — и только затем — повернул голову, снял полотно с золотого крючка, аккуратно скатал в свиток и сунул под мышку. Постоял немного и бесшумно удалился из каюты.
Глава 79
Патрик Кемпер, шеф службы безопасности «Британии», стоял на капитанском мостике и смотрел, как проплывает мимо башня Кэбот-тауэр гавани Сент-Джонс. Раздался глухой, монотонный рокот винта — очередной спасательный вертолет взлетел с полубака «Британии» с еще семьюдесятью пострадавшими на борту. Полеты продолжались безостановочно с того времени, как шторм ослабел, а корабль вошел в пределы досягаемости береговой санитарной авиации. Тембр винтов изменился — вертолет, набирая высоту, на мгновение появился в поле видимости капитанского мостика, потом круто развернулся и ушел вверх. Создавалось впечатление, будто судно находилось в зоне военных действий, Кемпер и впрямь ощущал себя контуженым солдатом, возвращающимся с фронта.
