были туфли на высоких каблуках, и Бонни чувствовала себя еще младше и меньше, чем обычно. Она провела руной по рыжеватым волосам, стараясь поднять их, чтобы показаться повыше.
— Мне не страшно. Я з-замерзла. — Бонни собрала всю свою гордость.
— Знаю. Чувствуешь что-то, идущее оттуда? — Мередит кивнула на дом. Внезапно ее неожиданная взрослость перестала раздражать и начала успокаивать. Но не успела Бонни еще раз взглянуть на дом Кэролайн, как у нее вырвалось:
— А шпильки зачем?
Мередит посмотрела вниз:
— Из чисто практических соображений. Если кто-то попытается схватить меня за ногу, то получит вот этим. — Она резко опустила ногу вниз, и на дорожке что-то хрустнуло.
Бонни слабо улыбнулась:
— А ты взяла свой латунный кастет?
— Он мне не нужен. Если что, я ударю Кэролайн рукой. Давай сменим тему? Я сама со всем справлюсь.
Бонни наконец положила свою маленькую ладонь на тонкую длиннопалую руку Мередит и выдавила:
— Конечно, ты справишься. А я должна это сделать. В конце концов, это меня пригласили.
— Да, — Мередит слегка скривила губы. — Она знает, куда бить. Что бы ни случилось, Кэролайн виновата сама. Сначала мы попытаемся ей помочь ради нее самой и ради нас. Потом мы попытаемся заставить ее принять помощь. А потом…
— А потом, — грустно закончила Бонни, — уже неважно.
Она еще раз посмотрела на дом Кэролайн. Он как-то… покосился, как будто они смотрели на его отражение в кривом зеркале. Кроме того, аура у дома была нехорошей: черные пятна на мерзком серо- зеленом фоне. Бонни никогда раньше не видела дома, который окружало бы столько энергии.
И эта энергия была холодной, как клубы воздуха из холодильника. Бонни поняла, что при случае дом превратит ее в кусок льда, высосав всю жизненную силу.
Она позволила Мередит позвонить в дверь. Послышалось слабое эхо, и голос миссис Форбс, ответившей им, тоже походил на эхо. Внутри дом тоже смахивал на отражение в кривом зеркале, и Бонни охватило странное ощущение. Если бы она закрыла глаза, то почувствовала бы себя в огромном помещении с наклонным полом.
— Вы пришли к Кэролайн? — предположила миссис Форбс. Мать Кэролайн выглядела как старуха — седая и морщинистая. — Она у себя наверху, я вам сейчас покажу.
— Но, миссис Форбс, мы в курсе… — Мередит замолчала, когда Бонни тронула ее за руку. Увядшая, сгорбленная женщина повела их наверх. «Да у нее почти нет ауры!» — поразилась Бонни. Она очень давно знала Кэролайн и ее родителей. Как они могли дойти до такого?
— Я не стану оскорблять Кэролайн, что бы она ни сделала, — тихо поклялась Бонни. — Что угодно. Даже… даже несмотря на то, как она поступила с Мэттом. Я постараюсь вспомнить о ней что-то хорошее.
Но в этом доме оказалось трудно думать вообще, не то что думать о чем-то хорошем. Бонни знала, что лестница ведет наверх; она видела каждую ступеньку перед собой, но все прочие чувства говорили, что она идет вниз. Из-за этого кружилась голова: резкий уклон вниз лестницы, ведущей наверх.
В воздухе стоял странный и сильный запах тухлых яиц. Эту вонь почти можно было пробовать на вкус.
Дверь комнаты Кэролайн была закрыта, а перед ней стояла тарелка с ножом и вилкой. Миссис Форбс обогнала Бонни и Мередит, быстро схватила тарелку и, распахнув дверь в комнату напротив, сунула ее туда и захлопнула дверь.
Бонни успела заметить какое-то шевеление в еде, лежащей на тарелке тонкого китайского фарфора.
— Она почти не разговаривает со мной, — голос миссис Форбс был таким же бесцветным, как раньше. — Но она сказала, что ждет вас.
Женщина убежала, оставив их в коридоре. Запах тухлых яиц — да нет, не яиц, серы — стал еще сильнее. Сера — Бонни помнила этот запах с прошлогодних занятий по химии. Но почему в респектабельном доме миссис Форбс пахло серой? Бонни повернулась к Мередит, но та покачала головой. Бонни знала это движение.
Не говори ничего.
Бонни сглотнула, вытерла слезящиеся глаза и посмотрела на Мередит, поворачивающую ручку двери.
В комнате было темно. Свет, проникающий из коридора, позволял рассмотреть, что окна поверх занавесок завешены непрозрачными покрывалами. В кровати никого не было.
— Входи! И быстро закрой дверь!
Это был голос Кэролайн и ее обычная язвительность. Бонни просто затопило чувство облегчения. Голос оказался не басом, сотрясающим степы, и не воем. Просто Кэролайн в плохом настроении.
Елена залезла на заднее сиденье «ягуара» и надела под ночную рубашку плюшевую аквамариновую футболку и джинсы — это остановило бы любого полицейского или просто человека, вознамерившегося помочь хозяевам машины, заглохшей на пустынной дороге. Потом она легла.
Но сон не шел, хотя ей наконец-то было тепло и уютно.
«Чего я хочу? На самом деле?» — спросила она себя. Ответ пришел немедленно.
Я хочу увидеть Стефана. Почувствовать его руки на плечах. Посмотреть ему в лицо — и поймать взгляд зеленых глаз, который предназначен только для меня. Я хочу, чтобы он меня простил и сказал, что всегда был уверен в моей любви.
И еще я хочу… Елена почувствовала, как по телу разливается тепло. Я хочу, чтобы Стефан меня поцеловал. Я хочу его поцелуев, горячих, нежных и сладких.
Елена во второй или третий раз закрыла глаза и попыталась устроиться поудобнее. Глаза наполнились слезами. Если бы она могла плакать, по-настоящему плакать по Стефану! Но что-то ее останавливало. Она не могла выдавите ни единой слезы. Господи, как она измучилась…
Елена старалась. Она закрыла глаза и ворочалась с боку на бок, пытаясь не думать о Стефане хотя бы пару минут. Ей нужно было заснуть.
Она в очередной раз дернулась в попытке найти удобное положение — как вдруг все изменилось.
Елене стало хорошо. Слишком хорошо. Она вообще не чувствовала под собой сиденья. Резко поднявшись, она застыла — сидела она прямо в воздухе, почти касаясь головой крыши «ягуара».
«Сила тяжести снова пропала», — в ужасе подумала она. Но нет. Это было не похоже на то, что она чувствовала, впервые вернувшись из загробного мира и летая, как воздушный шарик. Она не могла объяснить, в чем разница, но она ее чувствовала.
Она боялась двигаться. Причин проблемы она не понимала, но шевелиться не осмеливалась.
А потом она увидела.
Она увидела себя — на заднем сиденье машины, с закрытыми глазами и откинутой назад головой. Она различала каждую мелочь, от складок плюшевой аквамариновой футболки до бледно-золотой косы, которая почти расплелась, потому что в ней не было резинки. Выглядела она мирно спящей.
Значит, вот как все заканчивается. Скажут, что однажды летом Елена Гилберт мирно умерла во сне. Причина смерти не установлена…
Потому что разбитое сердце нельзя счесть причиной смерти. Закрыв лицо рукой — жест вышел еще более мелодраматическим, чем обычно, — она попыталась влететь обратно в свое тело.
Не сработало. Слегка шевельнувшись, она сразу оказалась вне «ягуара».
