Герберта будет в газетах названо.
Все это значительно облегчит разговор с Гердой. Конечно, Рихард выскажет ей свое возмущение действиями НДП, перешедшей, по-видимому, от идейной борьбы к террору, и посожалеет о смерти Герберта.
'Впрочем, — подумал Рихард, — зачем ждать завтрашнего утра? Ведь не исключено, что об «акции» будет сообщено в одном из вечерних телевизионных выпусков'.
И Рихард включил свой маленький телевизор, который приобрел, когда переезжал на новую квартиру. Шел репортаж с выставки тортов из здания Немецкого театра. По другой программе сообщалось о смерти первого в Германии человека, которому было пересажено сердце; еще по одной программе диктор рассказывал о самой крупной сенсации в мюнхенском зоопарке — девятилетняя самка орангутанга Кесси благополучно родила двойню…
Рихард раздраженно выключил телевизор и посмотрел на часы. Было двадцать минут второго. Это означало, что с момента завершения «акции» прошло совсем немного, времени и ожидать каких-либо сообщений по телевидению было пока рано.
Рихард вспомнил, что сегодня еще не обедал, и, хотя есть ему совершенно не хотелось, он, чтобы как-то убить время, вышел из дома и направился в расположенную неподалеку закусочную, предварительно запрятав свой пистолет за решетку вентиляционного отверстия в стене.
Долгожданное телесообщение было передано лишь в девять вечера. Впившись взглядом в экран, Рихард наблюдал знакомое ему здание, скопление людей возле него, видел, как подъезжают полицейские машины. И вот на фоне так хорошо теперь знакомой Рихарду картины появился диктор и объявил, что сегодня, после полудня, группа замаскированных налетчиков ограбила универмаг 'Все для вас'. Нападающие похитили наличные деньги из касс и разбросали листовки, в которых ответственность за нападение берет на себя партия национал-демократов, оправдывая свои действия недостатком средств для ведения предвыборной кампании, в то время как ГКП, главный противник национал-демократов, щедро субсидируется из Москвы и других так называемых социалистических стран.
'Во время налета, — продолжал диктор, — нападающие произвели три выстрела, одним из которых был тяжело ранен покупатель, согласно оказавшимся при нем документам, тридцатилетний инженер- электрик Бруно Цимерман, член партии ХСС, чья кандидатура была выставлена на предстоящих выборах в ландтаг Баварии'.
В то время как диктор произносил эти слова, на заднем плане показались люди в белых халатах. Они держали носилки, на которых лежал до половины прикрытый простыней человек, и направлялись к стоявшей у тротуара санитарной машине-фургону. Задние двери фургона были распахнуты, и, когда санитары втаскивали в него носилки, лицо раненого на мгновение оказалось хорошо различимым. Это было лицо того самого человека, которого Рихард принял за Герберта.
Ужас сковал Рихарда. Его неподвижный взгляд был прикован к телеэкрану, хотя санитарная машина уже уехала, а спустя минуту-другую изображение магазина и все, что было с ним связано, исчезло и на экране остался только диктор, который рассказывал что-то о конкурсе говорящих птиц… Рихард оцепенело сидел перед экраном.
Наконец он пришел в себя. Выключил телевизор и стал поспешно ходить взад и вперед по комнате, мысленно повторяя: 'Нет, нет! Не может быть… Это был Герберт! Я узнал его! Это был Герберт, Герберт! — Он остановился на мгновение. — Хорошо, — решил он, — сейчас я проверю!'
Он схватил телефонную трубку и набрал номер Герды. Она ответила тотчас же.
— Здравствуй, дорогая, — сказал Рихард, стараясь ничем не выдать своего волнения.
— Здравствуй, Рихард, милый! — послышалось в ответ. — Рада тебя слышать! Куда ты пропал?
Герда говорила дружески, даже ласково. Ничто не показывало, что она взволнована его звонком.
— Немного простудился и пару дней не выходил, — произнес Рихард первое пришедшее ему в голову объяснение.
— Так почему же ты не позвонил? Я бы приехала к тебе, вызвала бы врача.
— Да ерунда! — небрежно ответил Рихард. — Я просто не хотел тебя волновать. А сейчас уже все в порядке, температура нормальная.
— Тогда, может быть, приедешь?
— А не поздно? — Рихард бросил взгляд на часы.
— С каких пор ты стал беспокоиться о времени? — то ли с усмешкой, то ли с обидой в голосе спросила Герда.
— Тогда, если не возражаешь, я сейчас приеду.
— Жду! — Герда положила трубку.
По дороге Рихарда неотступно преследовала мысль о том, что вместо Герберта он убил или тяжело ранил ни в чем не повинного человека. О, насколько бы легче ему было, если бы тот человек оказался Гербертом, коммунистом! Оставалось только одно оправдание: рука этого Бруно, или как там его звали, — была уже вблизи кнопки сигнала тревоги.
…И вот Рихард входит в квартиру Герды. Она встречает его с радостной улыбкой. На ней домашний халат, туго перетянутый поясом, отчего и без того тонкая талия кажется еще тоньше, ее обычно собранные в тугой пучок волосы сейчас распущены, на лице Герды нет никакой косметики, даже губы не подкрашены, и поэтому глаза ее кажутся Рихарду еще более голубыми, чем обычно.
И снова, как всегда, когда он встречал Герду, Рихарда покинули все мысли, все, кроме одной: сознание, что Герда рядом, что они опять вместе и ничто и никто не в силах их разлучить.
Впрочем, на этот раз одна затаенная мысль все же как бы скреблась глубоко в душе Рихарда. Ведь если Герберт жив, значит, по-прежнему есть основания предполагать, что между ним и Гердой существуют отношения не только дружеские… Это подозрение все еще копошилось в душе Рихарда даже в тот момент' когда они обнялись и поцеловались.
— Идем на кухню! — сказала Герда, опуская свои руки и мягко освобождаясь от объятий Рихарда.
Когда ты позвонил, я решила приготовить кофе. Вода, наверное, уже закипела.
В кухне стоял небольшой квадратный стол, покрытый цветной клеенкой, и возле него, по обеим сторонам, два стула. На газовой плите похлопывал крышкой кипящий эмалированный чайник.
— Сейчас я займусь кофе, — сказала Герда, снимая чайник с конфорки. — А ты посиди. К сожалению, почему-то запоздали вечерние газеты. Наверное, из-за этого налета на магазин. Ты смотрел телевидение?
— Да, — коротко ответил Рихард.
— Какое варварское нападение! Я еще понимаю — просто ограбить кассы. Но при этом убить ни в чем не повинного человека!
— Но телевидение сказало, что он не убит, а ранен.
— Тяжело ранен! — поправила его Герда и добавила: — А может быть, он уже умер в больнице.
Рихард ничего не ответил, исподлобья наблюдая, как Герда достает из висящего на стене белого шкафчика банку с кофе, а из холодильника бутылку сливок.
— Я думаю, что сливки надо немного подогреть, иначе кофе будет холодным, — деловито произнесла Герда, отлила из бутылки немного сливок в маленькую кастрюльку с длиной ручкой и поставила на огонь. Затем снова подошла к настенному шкафчику, достала из него пачку печенья, Надорвала бумагу и положила пачку на стол. Потом сняла с огня кастрюлю со сливками, достала с полки две чашки, насыпала в них кофе…
— Тебе с сахаром? — спросила она.
— Да, если можно, — ответил Рихард.
— А я считаю, что сахар только портит вкус кофе, — сказала Герда, ставя на стол сахарницу. — Ну… кажется все. Извини за скудость стола. Я дома не веду никакого хозяйства.
…Они молча выпили кофе и перешли в спальню.
— Ты.' останешься? — спросила Герда.
Рихард вздрогнул. Проклятая мысль о Герберте вновь засвербила в душе.
— Да, если разрешишь, — не глядя на Герду, произнес Рихард и неожиданно для самого себя
