– С квартиры Сивцова, – растерянно доложил Муня.
«Что же это они, – свирепея, подумал Званцев, – шутки со мной решили шутить?»
– Кто звонил? – спросил он.
– Голос незнакомый, – сказал Муня. – Какой-то Забродов…
– Кто?!
Званцев почувствовал, как у него на голове шевельнулись волосы.
– Ах ты, старая сволочь!..
– Погодите, я сейчас уточню, – заторопился насмерть перепуганный Муня, – у меня тут записано.., вот…
Да, Забродов. А потом трубку взял мальчишка. Лопатин сказал ему, что сейчас приедет.
– Трах-тарарах! – сказал Званцев. – Вот сука…
Спасибо, Муня, тебе это зачтется.
– Не стоит, Андрей Игоревич, – застеснялся тот. – Работа у меня такая.
– Звонили давно? – спросил Званцев.
– Да только что, – снова зачастил Муня. – Я, как только они закончили, сразу вам… Что-то, думаю, тут не так…
– Спасибо, – повторил Званцев. – Ты меня здорово выручил!
Он положил трубку, вскочил, сел, снова вскочил, в сердцах ударив кулаком в ладонь, опять схватился за телефон, выматерился и отшвырнул трубку в кресло, с которого только что поднялся.
– Тихо! – вслух прикрикнул он на себя. – Тихо.
Все будет нормально.
Он лгал себе и знал это. Все было Н)2 нормально и становилось ненормальнее с каждой минутой. «Не надо было цеплять Забродова, – подумал он. – Недаром говорят: не тронь дерьмо… Вот ублюдок!»
Ситуация осложнялась тем, что туда было совершенно некого послать. Все более или менее стоящие люди были в разгоне, да и жидковаты они были против этого старого дьявола, даже если скопом, – что-что, а это Званцев знал наверняка. Судя по тому, откуда Забродов звонил Лопатину, на Сивцова можно больше не рассчитывать, а уж на Василька – тем более… Позвонить Оле?
Он позвонил Оле на работу, а потом домой – с нулевым результатом.
Время бежало.
Званцев вдруг успокоился. «Что, дружок? – мысленно обратился он к себе. – Отъелся, успокоился, записался в бизнесмены? Привык чужими руками жар загребать…»
Решение проблемы лежало на поверхности и только и дожидалось, чтобы его заметили.
Это была его проблема. Это была, черт ее подери, его персональная вендетта, и кому, как не ему самому, надлежало довести ее до логического завершения? Он столько лет помнил о своем позоре и унижении, что они давно стали частью его натуры. Пока был жив Забродов, эта рана не могла затянуться.
«К черту романтику, – подумал он. – Просто с этим делом не справится никто, кроме меня, и это все, о чем мне надо думать. Прикончить одного-единственного пенсионера – уж с этим-то я как-нибудь справлюсь!» Приняв окончательное решение, он начал действовать быстро и целенаправленно. Строгий деловой костюм был небрежно сброшен прямо на пол, а на смену ему пришли джинсы, кроссовки и простая кожаная куртка – по ночам было прохладно, и вообще куртка как нельзя лучше подходила для такого рода «времяпрепровождения». Засунув руку в карман куртки, Званцев вынул оттуда и натянул на руки старые перчатки из тонкой кожи с обрезанными пальцами. Сохраняя серьезное и сосредоточенное выражение лица, он проверил пистолет и засунул его сзади за пояс джинсов, прикрыв сверху курткой, отыскал в ящике комода сильный полевой бинокль в кожаном чехле и, держа его в руке, вышел из квартиры.
– На дело собрались, Андрей Игоревич? – спросил его охранник в вестибюле.
Званцев резко остановился.
– Что?
– Я говорю, вид у вас такой, словно вы на дело идете, – повторил дубина-отставник. – Я даже не сразу вас узнал, думал – жулик…
– А-а, – протянул Званцев, – да. На дело. Пойду убью кого-нибудь.
– Ну, ни пуха вам, ни пера, – напутствовал его охранник.
– Пошел к черту, старый козел, – прошипел Званцев, захлопнув за собой дверь подъезда.
Он торопился. Следовало еще заехать в офис, и только потом можно было отправляться на квартиру Сивцова.
Остановив машину у выезда со двора и нетерпеливо сигналя, пока сонный охранник возился, открывая ворота, он в последний раз подверг критическому разбору свой план.
В нем были слабые места, но в целом это было, пожалуй, единственное, что он мог попытаться предпринять. Нечего и надеяться, что с Забродовым можно справиться в ближнем бою. Званцев хорошо помнил ощущение полного бессилия, когда Забродов кулаками и ногами катал его по всему лагерю, как набитое тряпками чучело. Конечно, исповедуемый Забродовым кодекс рыцарской чести не позволяет стрелять в человека из укрытия, но Званцев себя рыцарем не считал – его и из офицеров-то выперли к чертовой бабушке.., благодаря все тому же Забродову, между прочим. Забродову и тому сопляку, который на него настучал, – кажется, его фамилия была Славин. Ну с сопляком-то он посчитался еще тогда, а очередь Забродова подошла только сегодня.
Ворота наконец распахнулись, и Званцев газанул так, что двигатель взревел, как пришпоренный, дорогая импортная резина заревела дурным голосом. Охранник резво сиганул в сторону, автоматически поднял руку в заученном прощальном жесте и испуганно сказал:
– Куда ж ты прешь-то так, мудозвон оглашенный?
Званцев его, конечно, не услышал. Он гнал на Крымский Вал, про себя считая секунды и надеясь только на то, что Лопатин будет добираться до квартиры Сивцова подольше. Добравшись до офиса, в котором не было никого, кроме сонного дежурного да дремавшего за консолью в «прослушке» Муни, он спустился в бомбоубежище, где совсем недавно сидел Балашихин, и вернулся оттуда почти бегом, волоча огромную, тяжелую продолговатую спортивную сумку.
Через минуту его «Мерседес» уже пулей мчался по улице, направляясь к дому Сивцова.
Глава 18
– Что все это значит? – спросил следователь городской прокуратуры Лопатин, настороженно оглядывая присутствующих с порога гостиной.
Илларион представил, как все это должно выглядеть в глазах уставшего, измученного тревогой человека: дорого обставленная, но донельзя замусоренная и запущенная квартира, бутылки на полу в прихожей, пробитое пулей зеркало и двое упакованных, как рождественские гуси, людей на диване в гостиной. И среди всего этого – его сын. Есть от чего сойти с ума, подумал Илларион. Он и так неплохо держится…
Илларион Забродов не знал, что Константин Андреевич уже утратил способность к сильным переживаниям: внутри у него все онемело от боли и страха, словно его по уши накачали новокаином.
– Знаете, – сказал ему Илларион, – честно говоря, Я хотел спросить об этом вас.
– А кто вы, собственно, такой? – поинтересовался Лопатин, который уже никому и ничему не верил.
– Ну пап, – сильно дернув его за рукав, сказал Лопатин-младший.
– Подожди, – отстранил его Константин Андреевич. – Вы офицер ОМОНа?
– Да боже сохрани! – воскликнул Илларион. – Что за странная мысль? Неужели похож?
– Похож, не похож… А кто же вы тогда? МУР? ФСБ?
Кто?
– Я пенсионер, – терпеливо ответил Илларион. – А вот вы, судя по манере разговора, следователь, а то и прокурор.
– А это кто? – не обратив внимания на шпильку, спросил Лопатин, указывая на диван.
– А вот это и есть те люди, чьим «гостеприимством» пользовался ваш сын, – любезно пояснил Илларион. – Правда, к сожалению, здесь не все. , – А где остальные? – рефлекторно оглянувшись на входную дверь, спросил Лопатин.
– Иных уж нет, а те далече, – туманно пояснил Илларион. – Техническое состояние ребенка проверять
