— Для начала нужно найти особую точку, — сказал он без тепла в голосе, тоном не просто бесстрастным, а на самом деле холодным.
Выражение лица Елены не изменилось. Она тоже умеет быть бесстрастной. Даже ее глубокие голубые глаза, казалось, впитали в себя морозный блеск.
— Хорошо, где она?
— Там, где сердце, но левее.
Он дотронулся до ребер Елены, затем сместился влево. Елена боролась с напряжением и дрожью — он это видел. Деймон искал нужную ему точку там, где плоть становилась мягкой над ребрами, там, где, многим кажется, находится их сердце, потому что они чувствуют, как оно бьется.
— Она должна быть где-то… здесь… а сейчас я запущу твою Силу один или два цикла, а потом ты сможешь попробовать сама. Это позволит тебе прятать свою ауру, когда тебе это будет нужно.
— Но как я пойму?..
— Ты поймешь, поверь мне.
Он не хотел, чтобы она задавала вопросы, поэтому он просто держал одну руку перед ней — не касаясь ее тела и даже одежды — и заставлял ее жизненную силу циркулировать синхронно со своей. Вот так. Сейчас нужно запустить цикл. Он знал, что она должна почувствовать: электрический шок, начиная с исходной точки, где он запустил цикл, и быстро распространяющееся тепло по всему ее телу.
Потом ее накрыл калейдоскоп эмоций, как только он прошел первые несколько циклов.
Стоя напротив него, она почувствовала, что внезапно начала лучше различать звуки, ее зрение стало острее, потом тепло пошло вниз по позвоночнику, добралось до кончиков пальцев ног, удары ее сердца участились, и она ощутила что-то вроде электрического разряда в ладонях.
Она подняла свою руку и положила на талию, там, где ее начала бить дрожь. Потом энергия опустилась по ее ногам, она могла чувствовать ее в подошвах ног, она сделала несколько кругов вокруг ее пальцев, и поднялась вновь к месту, где зародилась — рядом с сердцем.
Деймон услышал, как Елена охнула, когда ее впервые пронизал шоковый удар, потом она почувствовала усиливающееся сердцебиение, ее ресницы дрогнули, и мир стал для нее гораздо яснее, ее зрачки расширились, как у девушки в состоянии влюбленности, ее тело застыло, почувствовав как в траве пробежала мышь, — она бы никогда не услышала этого звука, если бы не направила Силу к своим ушам.
Он запустил цикл заново, чтобы она смогла почувствовать процесс. Затем он отпустил ее. Елена тяжело дышала и сильно устала, и это он отдавал ей свою энергию.
— Я никогда не смогу повторить это в одиночку, — выдохнула она.
— Сможешь, со временем и опытом.
— И когда ты научишься делать это, то сможешь контролировать свои возможности.
— Ну, если ты говоришь то…
Сейчас глаза Елены были прикрыты и полумесяцы ресниц отбрасывали тени на щеки.
Было ясно, что она на пределе. Деймон почувствовал искушение привлечь ее к себе, но подавил его. Елена дала ясно понять, что не хотела, чтобы он обнимал ее. «Интересно, скольких ребят она оттолкнула?» — с внезапной горечью подумал Деймон. Эта горечь удивила его. Почему его должно заботить сколькими парнями крутила Елена? Когда он сделает ее своей Принцессой Тьмы, они вдвоем будут охотиться на людей, иногда вместе, иногда поодиночке. Он не ревновал бы ее тогда.
— Я говорю, что у тебя получится. Просто надо попрактиковаться самой.
В машине Деймону удавалось казаться раздраженным. Это было достаточно тяжело, потому что Елена была идеальной спутницей. Она не болтала, не мурлыкала мелодии себе под нос и — слава богу — не пыталась петь в голос вместе с радио, не чавкала жвачкой и не курила, не лезла с советами к водителю, не требовала часто останавливаться и никогда не задавала вопроса: «Мы уже приехали?» Кстати это было тяжело для любого, мужчины или женщины, почувствовать раздражение от общества Елены Гилберт, сколь угодно долго они не находились рядом с ней.
Она не была так неудержима, как Бонни, и так спокойна, как Мередит. В Елене было достаточно очарования, чтобы компенсировать ее живой, яркий и решительный ум. В ней было достаточно сострадания, чтобы уравновесить ее явный эгоизм, ее странные способности не давали шанс кому-либо назвать ее нормальной. Она была очень верна своим друзьям, и великодушной настолько, что никого не считала своим врагом — исключая китцуна и Дневних из рода вампиров.
Она была честной, и откровенной и любящей. Еще в ней была отрицательная черта, которую друзья называли неистовостью, но Деймон знал, что это было на самом деле.
Эта черта, компенсировавшая ее наивность, мягкость и остроумную сторону ее натуры.
И Деймону казалось, что эти качества мешали ему, особенно сейчас. О да… Елена Гилберт была достаточно великолепной, чтобы любые негативные черты не имели никакого значения.
Но Деймон решительно собирался быть раздраженным, и у него было достаточно силы воли, чтобы выбирать настроение и придерживаться его, а уж уместно оно было в данной ситуации или нет — другое дело.
Он игнорировал все попытки Елены заговорить с ним и, в конце концов, она прекратила пытаться это сделать. Его мысли были о дюжине парней и мужчин, с которыми совершенная девушка рядом с ним делила постель. Он знал, что Елена, Кэролайн и Мередит были старшими членами квартета, когда они были друзьями, а Бонни была младшей, и считалась слишком наивной, чтобы быть полностью принятой в компанию. И почему, когда он сейчас был с Еленой, ему неприятно было обнаружить, что его на несколько секунд заинтересовало, манипулировал ли им Шиничи, когда забрал его воспоминания.
Интересно, а Стефана когда-нибудь волновало ее прошлое? Особенно когда она встречалась со своим бойфрендом — Мэттом — и он крутился рядом, когда они расстались, и хотел отдать за нее свою жизнь? Стефан не мог и не должен был положить этому конец — как он мог положить конец тому, чего хотела Елена? Деймон видел единство их желаний, даже когда Елена, возвратившись с того света, была по уму ребенком. Когда это касалось Стефана и Елены, она контролировала отношения. Как говорят люди: она была главной в семье.
И скоро эта семья могла стать шведской. Деймон про себя засмеялся. Но его настроение стало еще мрачнее.
Небо над машиной потемнело в ответ, ветер срывал зеленые листья с деревьев, хотя их время опадать еще не пришло. Кошачьими лапками дождь забарабанил в лобовое стекло, затем сверкнула молния и послышался гром.
Елена невольно подскакивала каждый раз, когда доносились раскаты. Деймон наблюдал за этим с мрачным удовлетворением. Он знал, что она догадывалась, кто управлял погодой. Но никто не проронил ни слова об этом.
«Она не будет просить», — подумал он, чувствуя разъяренную гордость в ней снова и раздражение к самому себе за то, что был так мил с ней.
Они проехали мотель, Елена проследила за тусклым электрическим светом, повернувшись назад, пока он не исчез в темноте.
Деймон не хотел останавливать машину. Не мог остановить ее, если честно. Сейчас они въезжали в очень сильную бурю, и время от времени машина подпрыгивала, планируя в воздухе, но Деймону удавалось держать ситуацию под контролем — с большим усилием.
Ему нравилось водить машину в таких условиях.
Только когда он увидел знак, утверждающий, что следующая остановка будет через сто миль, Деймон, не спрашивая совета у Елены, свернул на подъездную дорогу к мотелю и остановил машину.
К тому времени тучи сгустились, и на них как их ведра полился дождь. Комната, которую снял Деймон, была на задворках, отдельно от основного здания. Деймон как раз нуждался в одиночестве.
