Майя залпом выпила свой бокал и с кислым видом уставилась в меню.
– Ну, не расстраивайся ты так, – попыталась подбодрить ее Карина.
Майя выразительно взглянула на сестру. Это было не расстройство. Это была катастрофа. Накануне, где-то там, в туманах савельевского озера она умудрилась потерять свои часы. Майя не страдала излишней рассеянностью, но порой у нее, как у любого человека, что-то пропадало. Иногда временно, иногда безвозвратно. Она не была привязана к вещам и никогда особенно не горевала о пропажах. Но эти часы, переделанные из старинного медальона, с ее именем, выгравированным на внутренней стороне крышки, были не просто дорогой безделушкой, они были предметом из ее прошлого.
Майя постоянно носила часики на запястье, спала в них, снимала, только когда отправлялась в душ или купаться, но была очень внимательна и успокаивалась, лишь застегнув ремешок на руке. Она не любовалась часами, не испытывала какого-то удовольствия от обладания ими. Они были ее привычкой, ее талисманом и, столкнувшись с этой потерей, Майя растерялась. Поиски в районе проклятого савельевского озера ничего не принесли. Это было так сокрушающее несправедливо, что она даже всплакнула, чего с ней никогда не случалось, и еще больше возненавидела эти места.
Теперь, сидя в ресторане, она все смотрела в меню, тщетно стараясь сосредоточиться и что-нибудь выбрать.
– Не знаешь, что взять? – спросила Карина. Майя покачала головой.
– Не знаю…
Она отложила меню и отвернулась к окну. За стеклом пробегали люди, проплывали автомобили и спешили по небу облака. Два лохматых бездомных барбоса львами сидели на газоне в тени большого дерева. Несмотря на помятые бока, вид у них был гордый и независимый. Внезапно один из них зевнул, раскрутив трубочку розового языка, и тут же завалился на бок, сраженный дремотой жаркого летнего дня. Майя отвлеклась от псов. Зуб ныл все сильнее. Она провела языком по припухшей десне. Вздохнула. Похоже, все-таки придется идти к врачу…
Карине уже принесли заказ и, изящно орудуя ножом и вилкой, она поедала салат, состоявший из полупрозрачных ломтиков экзотических фруктов, овощей и сбрызнутый бальзамической заправкой.
– Как Зис? – Карина отпила вина.
– Нормально, – Майя не любила обсуждать с сестрой своего напарника.
Зис был уверен в том, что Майе вообще не нужны собеседники, она терпеть не могла болтать с подружками, да их у нее и не было. Тем более у нее не было желания говорить о Зисе с Кариной. Как бы ни складывались их отношения, она считала Зиса частью своего мира, а пускать в свой мир сестру или еще кого-то она не собиралась.
Майя взглядом поманила официанта. Но не тут-то было. Он даже бровью не повел. Здесь недолюбливали Майю за неформальный вид и независимый нрав. Майя отвечала тем же, грубила и не оставляла чаевых. Карина заметила злобный огонь, вспыхнувший в глазах сестры.
– Федор, подойди, – позвала она официанта. Естественно, к ней он подскочил немедленно и изогнулся льстивой водорослью. «Подхалим поганый», – подумала Майя.
– Слушаю вас, – пропел он, обращаясь к Карине.
– Скажи ему, что я хочу кусок шоколадного пирога и еще воды, – с ненавистью глядя прямо в глаза официанту, сказала Майя. Карина усмехнулась.
– Федор, принеси воду и шоколадный десерт. Спасибо. Официант испарился, Майя презрительно проводила его взглядом.
– Что б ты упал за дверью!
Карина только брови подняла и закурила. Она любила Майю, но хорошо понимала, с кем имеет дело, поэтому вела себя с сестрой, как той хотелось – просто, жестко и быстро. Причины подспудной неприязни, которую всегда испытывала к ней Майя, были ей понятны. Это поначалу Карина злилась, не чувствуя никакого ответа на любовь и заботу, которыми она старалась окружить приемную сестру. Но со временем осознала, что, возможно, окажись она на месте Майи, ей тоже было бы сложно смириться с тем, что у кого- то было все – мать, отец, дом, детство, воспоминания, друзья, подружки, а у нее – ничего. Только пустой медальон на цепочке.
Родители Карины забрали девочку из савельевского интерната тусклым дождливым утром. История ее появления в приюте была туманна. Рассказывали, что причиной смерти ее семьи стала авария на дороге. Машины столкнулись, погибли все. Малышка чудом уцелела. Домработница Лиза, которая убиралась у них в доме и подрабатывала мытьем полов в савельевском интернате, прожужжала уши матери Карины, каждый день начиная с рассказов о странной девочке, которую недавно привезли в приют, которая почти не ест, не спит и все время молчит, глядя сквозь людей и стены. Неизвестно, какие цели преследовала Лизка, но однажды утром после бессонной ночи мать встала, собралась, взяла с собой Карину и вместе с ней отправилась в интернат.
Карина на всю жизнь запомнила тот день. Она, счастливый и довольный жизнью ребенок из обеспеченной и любящей семьи, как будто остекленела, попав в сырые и темные коридоры приюта. Тоской и печалью были пропитаны серые стены, и никакие деньги мира никогда не сделали бы это место счастливым.
Майя в перепачканном белом платье с поникшим красным бантом на груди тихо сидела одна в общей комнате на своей прибранной постели. В ее глазах была пустота и такая боль, что, мать Карины мгновенно приняла решение.
Вскоре, неожиданно быстро, словно по волшебству преодолев формальности и подписав все документы на удочерение, девочку забрали. Так у Карины появилась сестра.
– Как странно,– сказала Карина, рассматривая свой бокал. – Никогда не замечала, что в воде все отражается вверх ногами.
Майя покосилась в сторону большого стеклянного тюльпана на длинной ножке.
– Вода работает, как линза, – нехотя произнесла она, всем видом давая понять, что у нее сейчас нет никакой охоты вдаваться в тонкости фокусов изображения.
Некоторое время они обе молчали, наблюдая за тем, как в прозрачном отражении ехали колесами вверх
