Андрей ВОРОНИН
ОРУЖИЕ ДЛЯ СЛЕПОГО
Пролог
Наверное, все согласятся, что любое открытие, сделанное человеческим гением, может быть совершено как во благо человека, так и во вред ему. Обыкновенным топором можно построить дом, срубить церковь, а можно отсечь голову или руку. Нож со стальным лезвием может резать хлеб, а может перерезать горло.
Когда человек, что-то открывает, он, как правило, не думает, зачем и для чего это ему. В тот судьбоносный момент им руководит жажда познания, жажда совершить открытие. И только потом, когда открытие уже сделано, ученые начинают задумываться, и после умопомрачительной гонки – успеть бы первым, обойти на повороте коллег, – приходит понимание, прозрение: а ведь энергия ядерного распада может нести свет и тепло в дома, школы, больницы, но может быть заключена и в бомбу. И эта бомба, поднятая ракетой, самолетом, пролетит несколько тысяч километров и упадет на многомиллионный город. И рухнут дома, смертельным ядом станет хлеб, прервутся тысячи и тысячи человеческих жизней.
Да, да, одно и то же открытие, но как по-разному его можно использовать! И пока существует род людской, всегда человеческий разум, вдохновленный либо Богом, либо дьяволом, будет совершать великие открытия. И только потом человек-изобретатель схватится за голову, станет писать письма сильным мира сего, бросится обращаться с воззваниями ко всему прогрессивному человечеству и будет пытаться доказать недоказуемое – пытаться оправдать свое открытие:
«Видит Бог, я хотел добра, это потом злые, бесчестные люди, мерзавцы, негодяи использовали мой труд для того, чтобы уничтожать себе подобных, для того, чтобы заполучить власть над всем миром».
И как ужасно, когда великое открытие, продукт человеческого гения, вдруг оказывается в руках очередного бесноватого претендента на мировое господство. И он, закрепившись у себя в стране, запугав свой народ так, что никто и рта раскрыть не смеет, наводит ужас на все человечество, обрекая его на вечный страх. И вот тогда мир охватывает предчувствие близкой войны.
С новоявленным фюрером еще пытаются договориться, хотя заведомо известно, что никогда и никому это не удавалось. Диктатору, как капризному ребенку, идут на уступки. Но вскоре, испытав наслаждение от чужого страха, из ребенка он превращается в сумасшедшего с бритвой в руках. С таким уже договориться невозможно, ему мало страха, он уже учуял запах крови.
И вот тогда начинаются войны. Планету вновь заливает кровь, слышатся стоны, рыдания. Гибнут взрослые и дети, гибнут животные, горит земля под ногами, отравленная вода несет смерть. Настает судный день…
Немного найдется на планете ученых, которые могут остановить себя на пороге великого открытия, засомневавшись в том, пойдет ли оно во благо и не будет ли использовано как страшное оружие разрушения. Таких ученых считанные единицы: ведь человек по природе своей тщеславен, он жаждет лавров, хочет еще при жизни стать тем, кому поклоняются, кем восхищаются, перед кем склоняют голову. Да, тщеславие и жажда познания ведут человека к неизведанному, ведут туда, откуда возврата уже нет. И вот плод научного гения одним приносит славу, известность, деньги, а другим.., принесет слезы, горе, смерть и разрушения. И ничего здесь изменить невозможно. Так было тысячи лет тому назад, когда великий Архимед изобретал метательные машины, так случилось, когда Леонардо да Винчи, великий гений Возрождения, не только писал прекрасные картины, которые будут существовать столько, сколько суждено существовать человечеству, которым всегда будут поклоняться, но одновременно изобретал страшные механизмы, на куски кромсающие человеческие тела огромными, острыми как бритва косами.
Да, так было, есть и будет…
Открытие микробов и вирусов позволило людям бороться с болезнями, бросить вызов самой смерти, – и позволило тем же людям создать бактериологическое оружие, способное уничтожить миллионы здоровых.
Удивителен путь человечества, удивителен и непонятен, загадочен и сложен. Любое государство, слабое оно или сильное, пытается заполучить новейшее открытие в свои руки, чтобы потом с его помощью творить и благо, и зло. За головы ученых, за их открытия государства борются, не жался средств.
Временами даже кажется, что вся экономика работает лишь на то, чтобы заполучить ученого в свои руки, чтобы он делал свои открытия не в стане врагов-соперников, а именно у тебя, на твоей территории, под твоим присмотром. И тогда слабое государство сможет стать сильным, и великие державы станут платить ему дань, пойдут навстречу, выполнят любой ультиматум. А не захотят – что ж, такого оружия ни у кого больше нет, и владелец волен им распоряжаться по своему усмотрению, волен защитить свою родину, уничтожив государство противника.
Но это отвлеченные рассуждения, на деле все обстоит еще сложнее. Оружие можно и не использовать – его достаточно иметь в качестве жупела, пугать им своих противников, держать их в напряжении, иногда говоря, а иногда лишь намекая, что если те предпримут какие-то неугодные шаги, то от слов придется перейти к делу. Вот па этом и стоит современный мир, на этом и держится цивилизация – на уникальных научных открытиях двойного предназначения, как на тонких хрупких ножках, на тонких подвижных пружинках удерживается равновесие на планете. И все мало-мальски умные политики боятся это хрупкое равновесие нарушить.
Глава 1
Абсолютно ничем не примечательный с виду мужчина, в серой стеганой куртке, с почти бесцветными невыразительными глазами – увидишь и не запомнишь, прохаживался вокруг церкви Вознесения в Коломенском. Время от времени он запрокидывал голову, рассеянно разглядывая высокий шатер колокольни.
Лишь тонкий аромат благородного парфюма выделял незнакомца среди гуляющих по старинному парку.
Запах дорогого изысканного одеколона был единственной отличительной чертой, которую мужчина мог себе позволить. Во всем же остальном он должен был сливаться с толпой. В левой руке незнакомец нес портфель, судя по всему, не тяжелый. Его владелец иногда перекладывал свою ношу в правую руку, а левую прикладывал козырьком к глазам, всматриваясь в бесконечную, теряющуюся в дымке голубовато- белесую панораму, что открывалась с высокого берега реки. Этот жест не мог не выдать в «самом обыкновенном» мужчине левшу.
Незнакомец отдернул вязаный манжет куртки, бросил взгляд на запястье. Его часы были достаточно хорошие, но не очень дорогие, к ним тоже подходило определение «неприметные». Стрелки приближались к четырем часам пополудни. Мужчина хранил спокойствие, ничем не выдавая волнения. На первый взгляд, он походил па командированного, который решил провести выходной в бывшей царской вотчине: свежим воздухом подышать, на знаменитый храм поглазеть, чтобы потом было о чем дома порассказать.
На мгновение мужчина приостановился, скосил глаза и увидел в конце аллеи хрупкую фигурку женщины. Идущая тоже ничем не выделялась среди прочих: короткая кожаная куртка, черные джинсы, на ногах кроссовки. Руки она держала в карманах. Черная кожаная сумочка покачивалась на плече так, словно бы владелица совсем забыла о ее существовании. На тонком, точеном лице с небольшим изящным носиком поблескивали очки в стальной оправе с чуть тонированными стеклами. Ветер, залетавший в аллею, шевелил коротко постриженные светлые волосы.
Мужчина и женщина увидели друг друга, но он не поспешил ей навстречу, а лишь остановился. Женщина сама подошла к нему и сказала:
– Вот и я.
– Я очень рад, – кивнул мужчина и посмотрел по сторонам, явно выбирая укромное место.
– Я знаю, где можно присесть, – предугадав его намерения и желание, сказала женщина, – когда шла, присмотрела.
– Ну что ж, – мужчина говорил с чуть заметным иностранным акцентом, но таким легким, что даже сложно было определить, какой из европейских языков является его родным.
Женщина взяла спутника под руку, и они нога в ногу зашагали по аллейке. Мужчина и женщина были одинакового роста, где-то под метр семьдесят. Минут пять шли молча.
Наконец женщина свернула с аллеи, указывая на деревянную скамейку за кустами боярышника.
– Подходит? – спросила.
