А как я месяц тщетно клеила мальчика, который шнурка моего не стоил, и после его свинской отставки рыдала и кусала от обиды кожаный диван. Как варила пауков в гуталине, потому что какая-то сволочь сказала, что это помогает от сглаза, а на мне тогда висело не меньше полмиллиона чужих проклятий. Да чего я только не вытворяла. Таскала мелочь из карманов, резала папины галстуки и перешивала мамины платья. Курила с подружками на школьном дворе, могла убить за кривой взгляд и утонуть в слезах от жалости к погибшей морской свинке. Я огрызалась, даже когда меня просили передать соль, и впадала в затяжную депрессию, понимая, что мне уже пятнадцать и жизнь прошла стороной. Бросалась почем зря на людей и не могла вымолвить ни слова от смущения, но все равно теперь мне кажется, что я кардинально и в лучшую сторону отличалась от сегодняшних пипеток.
У меня уши вянут, когда они, небрежно сбрасывая пепел с дорогих сигарет, обсуждают превратности жизни и сексуальные достоинства мальчиков, с которыми вчера переспали. Я даже не уверена, не спали ли они все вместе и не об одном ли и том же мальчике они говорят. И вообще, мальчик ли этот кандидат каких-то там наук! Боже-боже!
Да я поцеловалась в первый раз, когда мне казалось, что поезд уже ушел, и одна я, никому не нужная старуха, осталась стоять на пустом перроне жизни. От поцеловаться до переспать вообще лежала пустыня Гоби. А эти в пятнадцать лет со знанием дела перемывают кости и достоинства мужчин и даже сравнивают их между собой! Ладно, Лолите и Джульетте было и того меньше, а в средней Азии у них вообще давно было бы по первенцу. Правда, в среднерусской полосе об этом даже страшно думать, но им, похоже, ничего не страшно.
Они с потрясающим апломбом оценивают все, происходящее в мире. Для них нет никаких проблем, они в перерывах между затяжками сигарет готовы заново расшифровать розеттский камень и ликвидировать последствия глобального потепления. Они уверены, что стоит им посмотреть на мужчину, как он тут же встанет по стойке смирно и снимет штаны. Они с таким видом, как будто это саммит ООН, сидят до утра в чатах, считают, что книжки бывают только телефонные, и относятся к вашим любимым вещам, словно это залежавшийся мусор с помойки.
У них бескомпромиссное мнение на любой счет. Они темны и невежественны, они считают, что Леонардо был полным придурком, а собор Парижской богоматери – кусок прикола на вонючей речке. Еще хуже, если они читают книги и в Интернете пасутся не на помойках, а в разделах мировых библиотек и музейных редкостей. Эти в два счета докажут и вам, и всем вашим справочникам, что Тихий океан давно высох, а Пушкина вообще в природе не было. Но и это еще цветочки…
Эти маленькие женщины опаснее гадюк. Они точно знают, чего хотят, и уже умеют добиваться желаемого. В ход будет пущено все. Слезы, шантаж, подстрекательство, имитация самоубийства и даже показное нанесение себе неопасных, но чрезвычайно эффектных увечий. Они будут реветь, как раненые носороги, а получив свое, как ни в чем не бывало смахнут ненужные слезинки и отправятся-таки на заветную гулянку. Они перессорят полдюжины родственников, повиснут на шее папочки, нашептывая, что мамочка ворует у него деньги из кармана и с кем-то тайно разговаривает по телефону после полуночи. Переведя стрелки с себя на окружающих, они… отправляются на заветную гулянку. Они будут врать с три короба о том, что проштудировали все конспекты за последний месяц, трясти у вас перед носом тетрадками с «убедительными доказательствами», назавтра получат кол, потому что не знают, кто такой Василий Шукшин, но сегодня все равно отправятся-таки на заветную гулянку.
Они искренне верят, что деньги – необходимое зло и зарабатывать их – чрезвычайно скучное и нелепое занятие. Им кажется, что домa, в которых они живут, родились из воздуха вместе с ними. Они убивают свои бесподобные волосы химической завивкой и перекрашивают их в дикий морковный цвет, а когда им предлагаешь сделать зачес на косой пробор, с презрением сообщают, что они еще не старухи и им незачем наряжаться как тридцатилетним.
Они лживы, коварны и расчетливы, но все-таки они так прелестны! Укатывая себя слоями возрастной косметики, они все равно не в состоянии замазать этот бесподобный молочный цвет своих свежих щек. В их наглых глазах время от времени внезапно проступает небесная мечтательность и чистота. Они плачут, потому что не верят в свои силы, и хамят оттого, что боятся нарваться на упрек. И как их винить, если большинство родителей, объединившись в компанию «взрослых и разумных людей», не дает им шагу ступить и не дослушивает ни одной, порой вполне отчетливо сформулированной мысли?
И я не всегда понимаю, почему, когда говорю, что не хочу в гости к семье Н., я имею на это полное право, а она, потому что ей пятнадцать и от нее все только и делают, что ждут подвоха, должна без разговоров встать и идти. Даже если в прошлом году один из гостей у этих Н. напился и пытался ее поцеловать у мусоропровода. Она ни одной живой душе не рассказала об этом позоре, плакала неделю, едва смогла отвязаться от отвратительных воспоминаний, а от нее опять безапелляционным тоном требуют собираться в дорогу.
А сколько еще невидимых подоплек и нераскрытых трагедий скрывается под свинским поведением и открытым хамством. Нет, понятно, что эта упрямая коза может не хотеть куда-то там идти просто потому, что ей это на фиг неинтересно – тоже, кстати, имеет право – и она только и мечтает, когда, наконец, вся эта шайка уберется из дома и к ней подвалит ее юный хахаль с пачкой презервативов. И это счастье, если он и правда юный и с презервативами.
Но что делать, вчера куклы, сегодня мальчики, завтра дети. Закон эволюции. И нам всем, уже пересекшим пятнадцатилетнюю черту, все это кажется слишком скорым, незрелым и преждевременным. Вполне возможно, мы совершенно правы, и сначала в человеке должна развиться душа, а потом уже все остальное. Но оглянитесь вокруг – наш мир все равно состоит из взрослых несовершенных людей, а время бежит слишком быстро. И единственное, что нам остается, – это любовь. Для того, чтобы размножаться, она нужна даже рептилиям. А нам никак не обойтись без любви, если мы хотим вырастить хотя бы одного в будущем прекрасного человека!
Ссора
Со способами завести ссору у нас как с праздниками – был бы повод, а сцепиться всегда найдется за что. Иногда причины лежат глубоко, как затонувшие галеоны с золотом, иногда валяются прямо на поверхности. Иногда они вполне понятны и объяснимы, иногда загадочнее парижских катакомб. Есть счастливые личности, которых невозможно вывести из себя, даже разбив в хлам их машину, а есть ненормальные, заводящиеся оттого, что в театр пришел кто-то еще помимо них. Одни ненавидят разговоры на повышенных тонах, у других день зря прошел, если никто ни с кем не подрался и никто друг друга не покалечил. Было бы желание – в течение дня можно разругаться в дым со всеми родственниками – скопом, чтобы не терять времени, или с каждым по отдельности, чтобы растянуть удовольствие. Можно в пять минут покончить с многолетней дружбой, вспылить и разрушить брак, дать себе волю и потерять работу. Можно довести до белого каления целый самолет и умудриться перессорить друг с другом жильцов многоквартирного дома. Можно обозвать маму штангистом, а мужа плесенью, можно… к сожалению, в этом вопросе можно почти все!
Хоть моя любимая бабушка и называла меня в детстве «спичкой», я искренне и от всей души не люблю конфликты. Я знаю людей, для которых выяснить отношения – как в хороший ресторан сходить покушать, но у меня при первых позывных надвигающегося скандала уныло свешиваются уши и хвост. Возможно, потому что я слишком хорошо знаю, что произойдет в ближайшее время.
Медленно, с разгона или стремительно, с места в карьер оппоненты начнут крушить друг друга, используя аргументы, кляузы, факты, очевидную ложь, визг, вой, рев, матерщину и запрещенные приемы. Очень быстро два голоса, поначалу звучавшие попеременно, сольются в один, все перестанут друг друга слышать и слушать, доводы, истинные и ложные, уступят место прямым оскорблениям, под руку подвернется первый попавшийся предмет, и вскоре в ответ на заявление: «Ты придурок!» в стену полетит китайская ваза династии Цинь. Не хотелось бы верить, что в домах с такими ценностями происходит все то же, что и на рабочей окраине, но – ничего не поделать, зло не имеет прописки.
Не знаю, что делает истина, которая вроде бы должна родиться где-то между первыми признаками нарастающего напряжения и полетом вазы в стену, но поскольку в наше время спор традиционно перерастает в скандал, а потом и в мордобой, возможно, она предпочитает просто смыться куда подальше. Действительно, какие тут откровения разума, когда одна кума кричит другой: «Ну ты че?! Ты че?! Че ты, я тебя спрашиваю?!» А та ей отвечает: «А ниче! Ниче! Ниче, я тебе говорю!»
Теле– и радиоэфиры демонстрируют вопиющие примеры неспособности основной массы не только
