Козодою казалось, что он соскользнул назад во времени, к тем далеким дням, когда Чингисхан со своими воинами опустошал эти земли в попытке создать мировую империю.
У входа в шатер горели факелы, а внутри – масляные лампы. Пол был устлан коврами, чуть в стороне Козодой заметил шахматный столик с резными фигурками, стоящими в довольно интересной позиции. В глубине шатра возвышалось роскошное кресло, скорее напоминающее трон и украшенное замысловатой резьбой. Вместе с тем здесь нестерпимо воняло. Примитивная роскошь не произвела на Козодоя особого впечатления. Интересно, подумал он, мылся ли хоть один из свиты Императора хотя бы раз в жизни.
Уверенной походкой в шатер вошел Ласло Чен. Охрану он оставил снаружи. Ростом он был под два метра, а весил, наверное, килограммов полтораста, но, как ни странно, отнюдь не выглядел толстым, а скорее огромным и могучим. Несмотря на китайскую фамилию, ростом и статью он был обязан скорее всего монгольским предкам, а еще, возможно, примеси крови древних казаков. Его длинные черные волосы, как и густая окладистая борода, были заметно тронуты сединой; он носил малиновый тюрбан и яркое просторное одеяние. В ушах у него были золотые серьги с огромными рубинами, а пальцы унизаны множеством драгоценностей, из которых Козодоя интересовала только одна.
Хайакут, как его учили, опустился на колени и, склонив голову, ждал, когда его соизволят заметить. Чен взгромоздился на трон и взглянул на человека, стоящего перед ним на коленях.
– О, пожалуйста, вставай. Прошу прощения, что заставил себя ждать, друг мой, – сказал Чен небрежно-ободряющим тоном. – Я человек занятой, мне стоило большого труда выкроить время для встречи с тобой.
Его акцент выглядел не особенно странным, скорее казался просто небрежностью в произношении и не носил никаких следов местных наречий, но Козодой отметил, что он может слегка изменяться, как бы подстраиваясь под речь собеседника. Этот человек был прирожденным лингвистом. Историк встал и обнаружил, что по-прежнему вынужден смотреть на собеседника снизу вверх.
– Я ценю ваши усилия, повелитель, – вежливо ответил Козодой. – Но я причинил хлопоты самым разным людям, чтобы добиться этой аудиенции.
В ясных, проницательных глазах Ласло Чена мелькнула улыбка.
– Ты пришел ради перстня. Ты пришел потому, что тебе невмоготу и ты устал быть одной из пасомых овец. Козодой вздрогнул:
– Не читаете ли вы мои мысли? Чен усмехнулся в ответ:
– Тому, кто хорошо понимает другого, нетрудно прочесть его мысли. Когда я вошел, ты подумал нечто вроде: 'Вот он, примитивный и отсталый, носящий на безымянном пальце нечто такое, чье значение он едва ли способен понять. Как бы мне сторговаться с ним на этот счет?'
– Я.., я не был столь невежлив в мыслях, однако насчет остального вынужден согласиться. Но в таком случае, насколько я понимаю, вы и без меня отлично знаете, что находится в ваших руках.
– И да и нет, – признался Император. – Подойди и взгляни на него. Двадцать лет назад я сделал то же самое.
Помимо воли, охваченный волнением; Козодой приблизился. Он боялся, что перстень окажется невзрачным или аляповатым, но это была вещь изумительной красоты. В свете масляных ламп призывно мерцали алмазы, рубины, изумруды и другие драгоценные камни, а серебряный символ на пластинке из жадеита, венчающий перстень, был столь совершенен, что его не могла бы создать рука самого искусного художника. Три миниатюрных птицеподобных создания расположились треугольником вокруг вставленного в центре бриллианта.
– Проклятие любого, кто носит такой перстень, в том, что он не может позволить себе проявить сколько-нибудь заметное любопытство к природе этого сокровища, – сказал Чен. – Ядро программы заставляет Главную Систему заботиться о том, чтобы все пять перстней находились в руках людей. Если один из них будет уничтожен, она должна изготовить новый – что само по себе выглядит достаточно иронично. Никто не обязан знать о назначении перстней, но всякий, кто попытается разыскать владельцев остальных четырех, обречен. У меня нет никакого желания попасть в число обреченных, и ты, надеюсь, сам это понимаешь.
Козодой кивнул:
– Но вы его исследовали?
– Безусловно. Внутри этой красивой оболочки под жадеитовой пластинкой находится, по сути дела, маленький компьютер, связанный с перстнем каким-то способом, о котором я могу только догадываться. К сожалению, руководство по применению утеряно, и, вне всяких сомнений, намеренно. Эта вещь стала символом главы Президиума, чей пост я сейчас занимаю, но давно уже подозревали, что она – нечто большее, чем просто символ.
– Он прекрасен, – сказал Козодой, с трудом отрывая глаза от перстня.
– Да, прекрасен, так и должно быть. Подозреваю, что наши предки, создавшие современный порядок вещей, имели некую тягу к мифологии или по крайней мере чувство юмора. Волшебные перстни власти, открывающие тайны Вселенной. Мифы и легенды о таких предметах стары, как само человечество. В те дни какой-нибудь Ясон или Синдбад отправился бы к поход за волшебными талисманами, победил злых правителей или чудовищ, которые охраняют их, и преодолел все препятствия, воздвигнутые природой, людьми или сверхъестественными силами. У нас есть все, чтобы создать новую мифологию, но будет весьма трагично, если ее предмет на деле окажется не столь значительным, каким представлялся. Я знаю, что перстни достаточно важны, чтобы попасть в разряд запретного знания, но не знаю почему. Ты расскажешь мне.
– Создатели Главной Системы отдавали себе отчет в том, что совершают нечто беспрецедентное, – начал Козодой. – И безусловно, предусмотрели возможность отключить или по крайней мере подчинить человеческой воле Главную Систему. В ядре программы заложено требование поддерживать существование перстней и заботиться о том, чтобы они всегда находились в человеческих руках. Людей, облеченных властью. Таких людей, как вы, повелитель. Она обязана сохранять в исправности соответствующий интерфейс, с тем чтобы эти люди, все пятеро, могли активировать программу перекрытия. Сами кольца – всего лишь части программного кода. Они должны быть собраны вместе и вставлены в определенном порядке, а как только это будет сделано, Главная Система станет подчиняться приказам этих пятерых.
– Исходя из других источников, я подозревал что-то в этом роде, но ты дал мне полное подтверждение. А теперь расскажи мне все, что ты помнишь из этих бумаг. Естественно, твой рассказ будет записан.
Историк принялся вспоминать – тщательно, стараясь не упускать деталей. Он сам удивлялся, как легко
