– Абсолютно, сэр. Мы сделали отпечатки, как только заподозрили неладное, и проверили их так, что она ничего не заметила.
– А остальные две?
– Мелкие преступницы, они были сосланы сюда потому, что доктору Шесвику понадобилась пара однояйцевых близнецов. Но согласитесь, сэр, что надо быть необычайно умным и изворотливым человеком, чтобы хотя бы попытаться проделать такую вещь. Я не имею представления, каким образом она ухитрилась переключить идентификаторы Главной Системы с себя на этого Чу Ли. До сих пор я готова была поклясться, что это можно сделать только отсюда. По сути дела, она допустила одну-единственную ошибку – забыла, что Мельхиор не соединен с Главной Системой и наши записи не обновляются вместе с ее файлами. Учитывая масштабы поднятой тревоги, мы быстро догадались что к чему. Глаза и пальцы у нее совпадают с данными Сон Чин, но, когда мы для порядка запросили Землю, Главная Система идентифицировала ее как юношу по имени Чу Ли. Потрясающе!
Клейбен поскреб свою бородку:
– Как жаль… Они собирались сделать из этой Сон Чин всего лишь ходячий инкубатор, а ведь у нее блестящий ум. Но трудно добиться чего-то, не жертвуя ради этого другим. Вы еще не уведомляли Китайский Центр?
– Нет, сэр. Вы хотите, чтобы мы это сделали?
– Нет. Пока нет. Я должен все хорошенько обдумать. А вы тем временем продолжайте анализы, но никакого вмешательства, ни психического, ни хирургического.
– Хорошо. А как насчет ее слепоты? Это была элементарная программная ловушка в портативном ментопринтере. Мы могли бы устранить ее за полчаса.
– Оставьте все как есть. Придумайте какое-нибудь убедительное объяснение, все равно какое. Коль скоро она смогла добиться отправки сюда, изменить записи Главной Системы, взять на себя управление космическим кораблем и прибыть на Мельхиор с такой основательной легендой, мы не имеем права позволить ей свободно ориентироваться здесь.
Эта мысль отрезвила девушку, а Клейбен продолжал:
– Учитывая все это, отделите ее от тех двоих и отправьте их всех в режимный блок тюрьмы. Если Сон Чин догадается, где она, скажите ей, что это временно, до тех пор, пока проводится подготовка.
– Сомневаюсь, чтобы она в это поверила.
– А какая разница? Впрочем, может и поверить, чем немало облегчит нам жизнь. А если она будет излишне настойчива, расскажите ей правду, включая и то, что я в любом случае в силах довести дело до конца и оставить ее работать здесь. Тот, кто в таком юном возрасте настолько успешно добивается своего, может нам пригодиться.
– Следует ли нам закодировать ее? Клейбен задумался:
– Да, но сначала дайте ей какое-нибудь мягкое снотворное, чтобы она об этом не знала. Закодируйте ее как Чу Ли и внесите в наши записи соответствующие изменения. Мне бы не хотелось, чтобы ее отец в один прекрасный день узнал, что она хотя бы побывала здесь.
Когда ассистентка ушла, доктор Клейбен откинулся в своем мягком кресле и вздохнул. Он уже далеко перешагнул за средний возраст и достиг поста директора Медицинского отдела Мельхиора, о котором давно мечтал и который предполагал способность в любое время разобраться в любых идеях. Он не являлся членом Президиума и, следовательно, не, был обязан быть лояльным или нести обязательства перед кем бы то ни было. Он считал себя чистым ученым, свободным, как все его коллеги, от любых политических, моральных и религиозных ограничений. У него никогда не возникало необходимости получать разрешение даже на самые радикальные эксперименты на человеческих существах; он использовал для этого только заключенных, которые в противном случае были бы казнены на Земле. Он полагал, что придает смысл их жалкому существованию, позволяя внести свой вклад в сокровищницу человеческого знания, хотя знание это по большей части не выходило за пределы астероида, и даже Президиум не подозревал об огромном могуществе, сосредоточенном в тесных камерах Мельхиора. Девушка хочет превратиться в полноценного мужчину… Детская забава, если учесть, во что превратилось большинство людей, рассеянных в просторах Галактики. Впрочем, человечество всегда отличалось превосходной приспособляемостью, иначе ему бы не выжить. Люди могли без помощи всякой высокой технологии жить среди арктических ледяных пустынь и в жарких, залитых дождями тропических джунглях, но разместить пять миллиардов людей на тысяче миров оказалось нелегко, в особенности потому, что ни одна из планет не была похожа на другую, и даже тех, которые подходили для адаптированных людей, нашлось не так уж много.
Без технологической поддержки человечество, по сути дела, было крайне уязвимым. В пределах земных условий человечество не имело себе равных, но земные условия, хотя и не такие уж уникальные, встречались достаточно редко, а Главная Система вынуждена была торопиться, и она сумела – возможно, именно здесь, на Мельхиоре – разработать средства для того, чтобы выполнить эту работу в разумный срок. Клейбен знал об этих средствах и методах, и это знание порой заставляло его чувствовать себя богом.
Да, это было гораздо лучше, чем пост фальшивого диктатора Президиума, неукоснительно выполняющего все капризы и прихоти Главной Системы и празднующего свои ничтожные победы, словно мальчишка, стянувший кусок пирога, положенного оступиться на окошко. В отношении Главной Системы Айзек Клейбен боялся только одного и никогда не позволял себе задерживаться на этой мысли: когда- нибудь она устанет от всего, что ей приходится терпеть по милости ее преданных слуг, или станет чересчур подозрительной, или сочтет, что ей больше не нужен Президиум, – и тогда разнесет эту скалу на атомы.
Поскольку они ничего не помнили о своей жизни между тем моментом, когда подверглись гипнообработке на берегу Миссисипи, и пробуждением на борту космического корабля. Танцующая в Облаках и Молчаливая были потрясены внезапным переходом от нетехнологической культуры к тому, что казалось им поистине волшебным. Волшебным, но холодным, решила про себя Танцующая в Облаках. Ни свежего воздуха, ни теплого солнца, ни холодных зимних ночей, ни запаха деревьев и цветов. Стерильные стены, стерильная мебель и неестественные вещи. Ей понадобилось несколько дней, чтобы понять, как действует туалет, а душ казался ей своего рода пыткой. Еда, холодная и горячая, подавалась чудесным образом на больших подносах, но вкус у нее был не лучше, чем у лежалого сала.
Манка Вурдаль, как всегда, была холодной, отчужденной и снисходительной, но если ее и посещали новые приступы безумия, этого не было заметно. Козодой подозревал, что тут не обошлось без ментопринтера, но его действие не могло продержаться долго, и никто, кроме самой Вурдаль, не был бы удивлен, узнав, что она отправлена на Мельхиор для чего-то большего, чем исполнение служебных обязанностей.
