Командующий вздохнул.
— Хорошо, мое согласие вы, считайте, уже получили… Теперь получите согласие Суворина, капитан.
Его собеседник раздвинул губы в улыбке, резко контрастировавшей с ледяными глазами.
— Единственное, что будет теперь руководить этим человеком — это желание отомстить за смерть своей.., невесты, — медленно произнес он. — Разрешите идти, товарищ генерал?
Командующий устало кивнул.
Глава 6
Дни шли, словно в тумане. Он угадывал их смену по тому, как темнело и светлело за окном палаты, в которую его положили. Палата была отдельной. Панкрату еще не доводилось лежать в таких. Она вся сияла чистотой, а в каждом углу стояли большие кадки с цветами, аромат которых освежал воздух.
Впрочем, на воздух Суворину было плевать. Как и на все остальное.
Иногда, конечно же, он позволял себе на мгновение задуматься над тем, почему это вокруг него так суетятся врачи, а молоденькие сестры три раза в день колют в простреленное плечо какую-то дрянь, от которой боль растворяется в мышцах, как сахар в чае. Почему каждые три дня его отвозят в операционную, почему кормят, как на убой, ежедневно заставляя съедать огромную вазу фруктов и выпивать по литру сока без консервантов и прочих примесей. Еще много “почему” приходило на ум Панкрату. Но обо всех этих странностях он тут же забывал, едва только вспоминал, почему оказался в этих стенах.
Ирина приходила к нему во снах. Женщина, которую он обрел после долгой разлуки всего на каких-то несколько часов — и тут же потерял навсегда. Он жил прошлым, тысячу раз в день переживая заново каждую секунду того времени, которое они провели вместе. Эти воспоминания были единственным смыслом его существования.
Медсестры озабоченно проверяли показания приборов, стеллажи которых занимали едва ли не целую стену за изголовьем его кровати. Оставаясь в одном лишь нижнем белье под тонкой тканью халатиков, они позволяли их полам загибаться так, чтобы хорошо были видны их стройные ноги, но Панкрат никак не реагировал на заигрывания медперсонала. Он просто не замечал двигавшихся вокруг людей.
Так продолжалось около двух с половиной недель. Он просыпался, чтобы вспоминать Ирину, и засыпал, чтобы снова видеть ее во сне.
А потом в его палате появился парень с холодными глазами и стальными нервами.
Панкрат не сразу узнал его. Повязки на голове уже не было, и рваный звездообразный шрам был прикрыт падавшей на лоб прядью черных волос.
— Добрый день, Панкрат, — поздоровался он. — Доктор разрешил мне навестить вас. Можно, я присяду?
Суворин пожал плечами:
— А если я не разрешу?
Парень усмехнулся, придвинул к себе удобный стул на колесиках и сел.
— Мы ведь с вами так и не познакомились, — начал он.
— Почему же… — перебил его Панкрат. — Вот вы, судя по всему, меня уже знаете.
Его посетитель согласно кивнул, в очередной раз не сдержав усмешки.
— Да, кое-какой информацией я располагаю, не стану скрывать. Но, так как вы меня еще не знаете, первым делом разрешите представиться: Алексеев Сергей, капитан внутренних войск…
Его церемонность начала понемногу раздражать Панкрата.
— Вы из Службы? — прямиком спросил он. — Не стесняйтесь признать очевидное.
Парень бросил на него сдержанный оценивающий взгляд:
— С вами приятно иметь дело.
Панкрат поморщился, словно от легкой зубной боли.
— Мы вроде как уже были на “ты”, — напомнил он. — Там, в госпитале. Может, без этого официоза, а?
— Признаться, я и сам все эти вокруг да около не люблю, — тут же согласился его посетитель. — Да, я неспроста к тебе пришел. Мне нужна твоя, — он сделал ударение на последнем слове, — помощь.
Суворин недоуменно приподнял брови.
— Интересно, — безо всякого интереса в голосе произнес он. — Какую помощь может тебе оказать раненый, которому еще в койке валяться минимум две недели?
Его собеседник широко улыбнулся:
— Ну, тут ты ошибаешься на все сто. Рана твоя уже зажила, если доктор не врет, и выписывают тебя завтра.
Теперь Панкрат удивился по-настоящему:
— То есть как это зажила? Чем меня здесь лечили?
— Есть разные средства, — уклончиво ответил Алексеев. — Стимуляторы роста мышечной ткани, нутрицевтики и тому подобное… Честно говоря, я в этом сам слабо разбираюсь, — он помедлил, потом без обиняков предложил. — Давай к делу, ладно?
— Валяй, — милостиво разрешил Панкрат, откидываясь на подушку.
— Я буду краток, — четко произнес капитан. — Тебе предлагается войти в состав элитного спецподразделения, основная задача которого — проведение превентивных и диверсионных операций в тылу бандформирований.
Он помолчал, пожевал губами с каким-то рассеянным видом. Потом поднял глаза на Панкрата, увлеченно рассматривавшего потолок.
— Вот, собственно, и все.
— А если я не соглашусь? — быстро спросил Суворин, устало прикрывая глаза. Алексеев ответил не сразу.
— Твоя воля, — произнес он наконец, безучастно пожимая плечами. — Беда только в том, что про тебя здесь уже слишком много знают. Едва ли тебе будет приятно возвращаться на гражданку в наручниках.
Панкрат лежал, не двигаясь. Потом открыл глаза и проговорил, глядя в потолок:
— Да, выбор у меня небогатый…
— Я рад, что ты это понимаешь. Но не думаю, что ты согласишься на мое предложение только по этой причине. Люди, работающие только за страх, нам не нужны.
Суворин повернул голову в его сторону. Сергей был абсолютно спокоен, и взгляд его рассеянно блуждал в пространстве где-то на уровне потолка.
— Предполагается, что я должен работать за совесть, потому что у меня убили… — он не смог договорить — в горле встал ком.
Капитан ничего не ответил. Поднялся, оправил накинутый поверх гражданской одежды халат.
— У тебя сутки на размышление, — произнес он совершенно буднично, как будто речь шла о том, чтобы пойти сегодня вечером на пиво. — Завтра тебя выписывают… Если мое предложение покажется тебе интересным, поведу знакомиться с группой. А пока что — всего доброго, Панкрат.
Он вышел почти бесшумно, аккуратно притворив за собой дверь.
Визит эсбиста не оставил Суворина равнодушным. Предложение капитана вырвало его из объятий убаюкивающего, сомнамбулического мира, сотканного из светлых воспоминаний и тоски, и вернуло в реальность. Вернуло в мир, сотрясаемый войной, от которой он хотел бежать в счастливое, такое недавнее прошлое. Чувства, умершие в нем со смертью Ирины, внезапно ожили вновь и обрели новую силу. Они вытеснили прочь из души апатию и наркотическое спокойствие.
Он не спал всю ночь. Перед его мысленным взором бесконечной вереницей снова и снова проходили все те, кого он потерял в Чечне. Боевые друзья, с которыми он успел сблизиться в те тяжелые дни — терять их было невыносимо, до безумия тяжело. Просто случайные люди, незнакомые ему совершенно, свидетелем гибели которых ему довелось стать волей судьбы.
Жажда мести волной поднималась в груди. Воспоминание о недавней утрате только распаляло эту жажду еще больше, еще сильнее. Он не хотел убивать ради убийства. Как ни крути, а убийцей он не стал, умудрившись преодолеть искушение правом на убийство, и остался всего лишь солдатом. Чужая смерть не сделалась для него наркотиком, от которого долго и мучительно отвыкают на гражданке те, кому довелось узнать, что такое война.
