— Откуда у вас столько оружия? — спросил Чепрагин, снаряжая очередной магазин к “Калашникову”. — Грабите склады вахов?
— Как можно, Коля, — ернически укорил лейтенанта Шумилов, опередив собравшегося было ответить Панкрата. — С вертолетов сбрасывают, конечно же. Знаешь, есть такая штука, гуманитарная помощь называется…
Суворин усмехнулся. Шутит — значит, входит в норму. Оторвавшись на мгновение от чистки автомата, он бросил быстрый взгляд на сержанта: тот лежал на топчане, сооруженном из веток, накрытых обрезками брезента, и обгладывал ножку куропатки, которую Панкрат утром вытащил из самодельных силков и изжарил. На лице Шумилова, впрочем, не было и тени улыбки — как правило, он шутил с непроницаемо серьезным лицом.
— Нет, в самом деле, — настаивал Чепрагин, отмахнувшись от сержантских выдумок. — Откуда? И в том вашем укрытии — автоматы, патроны, гранаты… Здесь — вообще арсенал целый.
Он уважительно кивнул в сторону переносного гранатометного комплекса российского (уважают боевики оружие противника, что ни говори!) производства. Смертоносная машинка стояла у стены, раскорячившись на трех выдвинутых опорах, словно диковинный краб; короб с упрятанной в нем лентой был подвешен к ствольной коробке и больше всего походил на какую-то опухоль, поразившую железное чудовище.
Суворин проследил за его взглядом. Кивнул:
— Хорошая машинка-Сержант не преминул подать голос со своего топчана:
— Куда уж лучше: четыре сотни выстрелов в минуту, лента на девяносто зарядов и весу всего пуд. С такой дурой можно и стометровку бегать.
Чепрагин покосился на него:
— Молчи уже, спринтер… Теперь тебе только бегать.
Шумилов зашевелился, осторожно свесил с топчана ногу, упакованную в самую настоящую шину, и попытался встать. С первого раза не получилось — он повалился обратно на топчан. Но на подбежавшего, чтобы помочь, лейтенанта зыркнул так, что тот поспешил вернуться к своему прерванному занятию.
Стиснув зубы и поддерживая ногу в месте подколенного сгиба рукой, сержант рывком (на лбу выступил пот) поднялся, схватился рукой за свисавший с потолка конус сталагмита и устоял, хотя и покачиваясь.
— Возьми трость, я тебе вчера вырезал, — негромко произнес Суворин, глядя в сторону. — Вон там стоит, возле пукалки этой.
Рядом с гранатометом действительно стояла трость. Длинная, как раз под рост Шумилова. Вчера Седой целый вечер провел в поисках подходящего орешника, потом сидел часа два, приводя палку в “пристойный” вид — вырезал даже какой-то фантасмагорический орнамент на рукояти.
Сержант, увидев трость, покосился на “охотника”, нахмурился, хотел что-то сказать, но только вздохнул сквозь сжатые зубы — получилось нечто вроде придушенного свиста. Он тяжело переживал свое временное увечье, сделавшее его обузой для Суворина и Чепрагина. И, когда кто-нибудь из них намеренно или случайно (чаще, конечно же, случайно) напоминал ему об этом, готов был чуть ли не лезть в драку. В последние несколько дней, однако, дела пошли на поправку.
Шумилов взял трость, оперся на нее, сделал несколько шагов к выходу и остановился рядом с лейтенантом и “охотником”, которые от нечего делать перебирали, чистили и снаряжали имевшееся в этой пещере оружие.
— Спасибо, — произнес он.
И получил в ответ широкую улыбку Суворина. Криво усмехнулся в ответ. Поморщился от боли — видно, неловко шевельнул ногой.
— Только мне трость еще рано, — словно извиняясь, проговорил спецназовец. — Мне бы пока костыли не помешали…
Суворин кивнул.
— Будут тебе костыли, — проговорил он, словно гвоздь вбил. — Завтра сделаю.
Шумилов, прищурившись, глянул на светлое пятно выхода, до которого было еще метров тридцать по чуть загибавшемуся вправо коридору, соразмерил расстояние со своими силами и, сказав: “Пойду, никотином подышу на свежем воздухе”, — двинулся дальше.
Суворин и лейтенант проводили его внимательными взглядами — сержант шел, одной рукой опираясь на трость, а другой держась за стену.
— Еще ему недели три. Как минимум, — задумчиво произнес Чепрагин. — И то еще бабушка надвое сказала — может ведь и срастись не правильно.
Седой дернул щекой. Поднял руку, машинально потер подбородок, потом пошарил по карманам в поисках папирос.
— Черт, закончились, что ли…
— У меня есть, — с готовностью отозвался Чепрагин. Панкрат вспомнил Чудика, у которого всегда водились сигареты, и закусил губу — до боли, до крови закусил. Железистый привкус во рту остудил голову. Он взял из протянутой Чепрагиным пачки сигарету, чиркнул спичкой и раскурил сначала ему, потом себе. Затянулся. Выдохнул горький дым, из бесформенного облака превратившийся в тоненькую струйку, которая поднялась к потолку пещеры, терявшемуся во тьме, и там обратилась в ничто.
— У нас нет такого времени, — произнес, наконец, Седой, нарушив молчание. — У нас нет времени вообще.
Лейтенанту не надо было объяснять — он прекрасно понимал, о чем идет речь. Об этом они говорили уже не однажды.
— А откуда у меня оружие… — Панкрат снова затянулся, и невольная пауза прозвучала так, будто он сам позабыл и теперь пытается вспомнить, откуда же взялись все эти смертоносные игрушки в его убежище. — Склады вахов грабить вряд ли возможно, скажу я тебе. Охрана там солидная, на базе у них. Я видел — впечатляет. Нет, склады я не трогаю, — снова затяжка и дымный выдох. — Однажды удачно нарвался на машину с боеприпасами, ехавшую без конвоя… Убрал охрану, заглянул в кузов, а там…
И он сделал широкий жест рукой, обведя стоявшие в “кострах” автоматы различных модификаций — от “Калашниковых” до пресловутых “узи”, так любимых террористами во всем мире; винтовки, среди которых были и наши “винторезы”, и американские “М-16”, которые Панкрат считал единственно удачным оружием из всего, произведенного “оплотом мировой демократии”; ящики, в которых лежали запаянные наглухо жестяные коробки с российскими и натовскими патронами, гранаты разных типов и одноразовые гранатометы.
— Все в одиночку перетаскали? — удивленно изогнув бровь, не удержался от вопроса лейтенант. Панкрат хмыкнул.
— Обижаешь, — в этот раз он выдохнул дым через нос и сделался похожим на огнедышащего демона. — Зачем в одиночку? Один из сопровождавших жив остался, в штаны только наложил. Так я его и приспособил в качестве носильщика, себе в помощь… Он, кстати, не чеченом оказался, — Суворин усмехнулся. — И даже не арабом.
Он замолчал, степенно соблюдая загадочную паузу, как и положено профессиональному рассказчику.
— И кем же? — не выдержав, поинтересовался Чепрагин, подыгрывая ему.
— Ты не поверишь… Этот сукин сын оказался американцем.
Глянув на расширившиеся от удивления глаза лейтенанта, Суворин рассмеялся.
— Думаешь, вру? — внезапно он стал совершенно серьезным. — Американец, сука, был — самый настоящий. Инструктор, понимаешь ли, по всяким там террористическим делам…
Он зажмурился — дым попал в глаза, и навернулись слезы.
— Хреново, — пробормотал он, яростно протирая глаза кулаком. — Вентиляции в этой пещере нет ни черта.
— Так, может, выйдем наружу? — предложил Чепрагин, откладывая очередной магазин к стопке уже снаряженных. — Мирон вышел вот и правильно сделал.
Панкрат поднялся.
— Верно, надо выйти.
Он подобрал с пола кусок жести и накрыл им костер, бросавший вокруг багровые отсветы и вместе со светом, проникавшим снаружи через отверстие входа, боровшийся против тьмы, сгустившейся по углам
