своим сыном. Это была обычная дулуская дребедень, но Анарис слушал очень внимательно.
Шепот на мостике, почти неслышный из-за помех, заставил Моррийона выпрямиться. Он сглотнул пару раз и решился сказать:
— Мне кажется, крейсер уже выходит на буксирное расстояние.
Анарис небрежно махнул рукой.
«В своем ли он уме, — подумал Моррийон. — Почему он просто не взорвет шаттл и не покончит с этим?»
Бори нехотя вернул взгляд к экрану.
— Я так много хотел бы сказать тебе, сын, — говорил Панарх, — но одних слов недостаточно. Для начала я должен вернуть долг чести. Первым указом Изумрудного Трона должна стать отмена изоляции Геенны, и планета будет принята в Тысячу Солнц, как полноправный субъект.
Брендон поклонился в третий раз.
— Себастьян! — сказал Панарх, немного переместив взгляд. — Помнишь стихи о словах, которым ты учил Брендона?
Моррийон услышал чей-то удивленный голос:
У Моррийона что-то забрезжило в уме.
— Да, эти самые, — сказал Панарх. — Но ведь твое учение состояло не тольков словах.
Разговор перешел в область философии. Никогда Моррийон не мог понять этих Дулу. Ссыльные на «Самеди» тоже занимались этим каждый вечер.
Память не давала ему покоя. Он схватил свой электронный блокнот, чуть не уронив его в спешке на палубу. Он уже слышал эти стихи раньше. И он действительно нашел их в блокноте, в записи одного из разговоров заключенных.
Он посмотрел на экран. Эти жесты делались не просто так!
— Мой господин, Панарх говорит шифром!
Анарис резко повернул голову, глаза его сузились. Моррийон подал ему свой блокнот. Он посмотрел и приказал тарканцу за орудийным пультом:
— Уничтожить шаттл. Немедленно.
— Ползучие снаряды активированы, — доложил тот. — Движутся к цели. — Пауза. — Цель поражена.
— Всплеск электродвижущей силы у внутренней луны, — сообщила Выхирски.
Изображение Панарха исчезло в помехах.
Омилов со свистом втянул в себя воздух.
— В шаттл попал снаряд, — напряженным голосом сказала Выхирски. — Серьезное повреждение кормы, возможна потеря двигателя.
— Нащупал вектор корвета, — сказал Ром-Санчес. — Отходит от внутренней луны, направляется к радиусу для скачка. Вне диапазона раптора.
Первым побуждением Нг было догнать и уничтожить корвет, но тогда она не сможет спасти человека. Подавив ярость, она сказала холодно:
— Пусть уходит. Время до взятия на буксир?
— Семьдесят пять секунд.
Нг посмотрела на Эренарха. Его лицо окаменело, на лбу выступил пот.
Экран, прояснившись, показал мостик шаттла, теперь заполнившийся дымом.
— Мы почти на месте, отец. — Рука Брендона вцепилась в спинку капитанского кресла.
— Шестьдесят секунд.
Боковой экран показал шаттл, крошечный на фоне голубовато-белого лимба Геенны. Позади зловеще светился Узел.
Матильда Хоу на экране сказала что-то, чего Нг не разобрала. Панарх кивнул, не сводя глаз с Брендона.
— Времени мало, сын. Двигатель в критическом состоянии.
— Пятьдесят секунд, отец, всего пятьдесят.
Изображение Панарха заколебалось. Он снял с пальца Перстень Феникса, ненатурально увеличенный близостью имиджера.
— Я не могу отдать его тебе, и все же он твой. — Панарх закашлялся: дым стал гуще. — Помнишь Клятву Верности? «Пока я дышу, пока смерть не постигнет меня или мир не погибнет». Это и твоя клятва...
Экран померк, и на нем появилось изображение планеты. Над ней расцветал световой шар, прекрасный в своем совершенстве, медленно меркнущий в пустоте.
Бесконечно долгий миг никто не шевелился и не произносил ни слова. Тишину нарушил глухой от горя голос Себастьяна Омилова:
— Из света мы вышли и в свет возвратимся. Прими его, Дающий Свет.
Нг стиснула челюсти, перебарывая себя и сознавая, что все на мостике ждут ее следующих слов.
Она медленно встала и повернулась, заставив свое усталое тело склониться в низком поклоне — таком же, которым кланялась двадцать лет назад в Большом Артелионском Дворце.
— Жду приказаний Вашего Величества.
