лестницы или ступеньки. Но двигаться в невесомости было намного легче, и наконец они обнаружили на внутренней стене люки и принялись обследовать один из них. Разумеется, он был заперт, но сестры Чо быстро справились с электронным замком.
Войдя, они были поражены, увидев цепочки огоньков, тянущиеся у самого пола по обеим сторонам коридора.
– Датчики движения, – объяснила по радио Хань, оставшаяся на разбитом корабле. – Это удача.
– Я бы не стал говорить так оптимистично, – мрачно заметил Ворон. – Это настоящий лабиринт. Одни коридоры...
– Я захватил с собой маркер. – Козодой старался ободрить товарища, хотя и сам чувствовал себя не особенно уютно. – Буду ставить метки через каждые десять огоньков и отмечать направление на каждой развилке.
Довольно долго они шли, не встречая никаких примет, которые помогли бы Хань определиться. Коридоры тянулись во всех направлениях и уходили в бесконечность.
– Эй, вождь! Ты обратил внимание на отсутствие помещений? Никаких кабинетов, спален, аудиторий, ничего подобного. Только пути для доставки приборов и оборудования. Я хочу сказать, что эту штуку строили как грузовик, только грузом были люди. Великое множество людей. Так где же, черт побери, их держали?
Козодой не ответил, охваченный дурным предчувствием. Как историк он знал, для чего предназначались эти корабли, представлял их себе как громадные миры, вывернутые наизнанку, с садами и жилищами, что-то вроде огромного движущегося города. Но этот корабль был холодным, суровым и безжизненным. Однако Ворон прав. Такой корабль должен был вмещать тысячи людей и поддерживать их жизнь. Но где? И как?
И вот, пройдя через очередной люк, они внезапно получили ответ.
'Так вот оно, чрево кита', – подумал Козодой. Нашлемные светильники и редкие огоньки на широких висячих мостиках выхватывали из темноты лишь малую часть огромного помещения, но казалось, оно продолжается до бесконечности.
– Господи Иисусе! Это же просто улей! – воскликнул Ворон, глядя на бесчисленные ячейки, возникающие из темноты повсюду, куда падал луч его фонарика.
Козодой присел и осмотрел то место, где подвесной мостик крепился к стене.
– Рельсы, – сказал он, показывая пальцем. – Эти мостики могли двигаться по ним вверх и вниз. Видишь ограничители? Каждый обслуживал, пожалуй, пять рядов этих ячеек в верхнюю сторону и пять в нижнюю, но людей скорее всего загоняли не пешком: была бы слишком большая суматоха. Вероятно, их приводили в бессознательное состояние и загружали автоматически с помощью специального оборудования. В точности, как ты говорил, Ворон, – груз.
Он наклонился и заглянул в ближайшую ячейку:
– Обивка мягкая. Видишь? Одна ячейка на одного человека. Вон там клапаны, а в том ящичке какие-то трубки вроде щупалец. Человека помещали сюда, потом трубки сами собой присоединялись куда нужно и поддерживали его существование в течение всего перелета.
– Да, – холодно отозвался Ворон. – Потрясающе. Наверное, они использовали смесь какого-то газа и чистого кислорода, чтобы держать людей в отключке, а может быть, ячейки закрывались и вентилировались отдельно. От всего этого просто мурашки по спине.
– Теперь это чисто академический вопрос, – заметил Козодой напряженным голосом. – Со стороны в этом можно найти даже своеобразную романтику – покорение космоса и все такое. Но вблизи это выглядит совсем по-иному. Вот оно, подлинное лицо Главной Системы, Ворон, Системы, которой мы служили и в которую верили, когда были моложе. Даже наша экспедиция... Мятеж был для меня, я вынужден признать, не более чем приключением, но здесь я утратил остатки иллюзий, которые, сам того не зная, сохранил до сих пор, и душа моя полна отвращения. Люди не существуют для Главной Системы и ее машин, Ворон, даже в качестве предмета заботы. Только цифры. Двоичный код. Единицы и нули. Количества. У нас нет даже того достоинства, которым обладают экспонаты зоопарка и домашние животные. Падаль. Нет, скорее – живое мясо в этом паршивом морозильнике.
– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – прервала его Хань, – но не могли бы вы поискать там какие- нибудь ориентиры? Здесь тоже есть люди, они голодны и нуждаются в воздухе.
Козодоя возмутило это вмешательство, а особенно – ее тон. Она же должна была все слышать. Вот если бы она увидела.., нет, она бы не увидела. Она не может видеть. Даже будь она рядом, он мог бы лишь описывать ей окружающее, словно читая книгу или компьютерную распечатку. Иногда странная девушка казалась ему скорее машиной, чем человеком, и Козодой ясно представил себе, как она, стоя здесь, объясняет холодную логику Системы с точки зрения компьютеров.
– Коридор, из которого мы вышли, должно быть, один из тех, что обслуживают этот уровень, – сказал Ворон. – Возвращаться туда бессмысленно. Единственное, что мы можем сделать, это выбрать направление и идти, пока не упремся в стену.
Козодой с трудом оторвался от своих мыслей:
– Нет. Если мы выберем неверное направление, то пройдем, пожалуй, километров десять, прежде чем доберемся до противоположного конца. И может статься, не найдем там ничего стоящего. По-моему, лучше разделиться. Ты пойдешь в одну сторону, а я – в другую, пока один из нас не упрется в стену или не наткнется на что-то особенное. Если мы не точно в середине, а это скорее всего так, то кому-то должно повезти достаточно быстро.
– Неплохая идея. Я пойду налево и на каждой развилке тоже буду сворачивать налево. Ты иди направо и на развилках сворачивай направо. Мы должны расколоть этот орешек. А история подождет, как всегда.
Минут через тридцать – сорок Ворон снова вышел на связь.
– Я у стены! Здесь полно висячих мостиков, и некоторые ведут к каким-то люкам.
– А в этих люках нет ничего особенного? – нетерпеливо спросила Хань.
– Трудно разобрать при таком свете. Пять люков расположены вроде как треугольником, одной
