Дайте время, я стану лучшей, я стану самой сильной… И когда мы свидимся снова, я покажу вам…»
Ярмарка встретила новых посетителей шумом и весельем. Где-нибудь в столице… да что там в столице, в любом поселении, способном претендовать на высокое звание «город», подобное событие оказалось бы не в пример красочнее и ярче. Но для Альты даже десяток ярких флажков уже олицетворял собой настоящий праздник. Она вертела головой, стараясь увидеть сразу все, – и, конечно же, успевала разглядеть лишь самую малость…
Они остановились возле помоста, на котором крутили сальто два молодых акробата в ярких трико. На соседней площадке высокая девушка со скуластым лицом и огромными миндалевидными глазами кружилась в танце, поднимая ветер своими многослойными юбками… Альта, уже порядком привыкшая к простеньким балахонам учеников и строгим, хотя и дорогим платьям воспитательниц, даже зажмурилась от восторга – она и представить себе не могла, что существует такая роскошь, такое великолепие. Иссиня-черные волосы девушки, перехваченные многочисленными нитками поддельного жемчуга, жили словно собственной жизнью, танцуя в такт своей изящной хозяйке, то обволакивая ее ночною тьмой, то вздымаясь ввысь, обнажая великолепную длинную шею. Танец никого не оставил равнодушным, монеты так и сыпались в большую оловянную миску, сопровождая движения танцовщицы веселым звоном. Среди медной мелочи Альта с удивлением увидела несколько серебряных – видать, среди публики нашлись и весьма состоятельные мужчины.
– Покупайте леденцы! Самые лучшие! Самые вкусные!
– А вот свежие булочки с изюмом! С орехами! С ягодами!
– Чесночные колбаски! Горячие! Согреют сердце, вскружат голову!
– И заставят вашу любимую бежать от вас на острова Сломанного Кинжала! Вот лучше возьмите сахарные палочки! Перед ними еще не устояла ни одна девушка!
– Эй, ты! Я сейчас заставлю тебя самого сожрать всю эту липкую пакость!
– Давай, давай! Может, это избавит твою пасть от чесночного запаха!
В другое время драка между лоточниками была бы неизбежна, но сейчас, в праздничной атмосфере всеобщего веселья, не было места злости. И хотя можно было подумать, что еще мгновение – и эта парочка вцепится друг другу в горло, на самом деле все это было не более чем еще одним развлечением для публики. Кто-то ухватил сочную, пышущую чесночным ароматом колбаску, бросив на лоток монету, другой протянул руку за сладкой палочкой – и разногласия тут же были забыты. Оба нырнули в толпу, громогласно предлагая свой ходовой товар – чтобы через какое-то время снова столкнуться и опять вступить в пререкания, выдумывая все новые и новые взаимные оскорбления и ничуть при этом друг на друга не сердясь.
Ухватив огромный пряник, чуть ли не на треть наполненный сладким изюмом, Альта как зачарованная бродила в толпе, присоединяясь то к одной кучке зрителей, то к другой. Седой старик в длинном, до пят, темно-синем балахоне, сплошь расшитом золотыми и серебряными звездами, кружил в воздухе большую стаю огненных птиц. Альта ощутила, как по спине пробежал холодок – фаерберд был одним из самых опасных боевых заклинаний огня. Стоит магу хоть на мгновение ослабить контроль – и стая обрушится на зрителей. Но старик, очевидно, был настоящим мастером – сгустки огня, имеющие отдаленное сходство с крылатыми созданиями, плясали в воздухе, рассыпая вокруг жгучие искры. Странно было видеть мага такой силы среди фокусников и комедиантов, но иногда такое случалось. Не среди Несущих Свет – Орден никогда не опускался до фиглярства, – но вот иные школы время от времени выбрасывали из своих рядов отщепенцев, преступников и просто тех, кто не был согласен с иногда довольно суровыми правилами Братства или Триумвирата. Хотя старик, вероятнее всего, был из алых – столь блестяще владеть огнем!
Вот старик взмахнул руками, и все огненные птицы устремились навстречу друг другу. Альта знала, что сейчас произойдет, и прищурилась.
Сгустки огня столкнулись, и площадь озарила ослепительная вспышка. Все, кто стоял в относительной близости от помоста, с воплями закрыли лицо руками – ярчайший свет на мгновение или два лишал зрения ничуть не хуже, чем ослепляющее заклинание «блик». Только действие короче, да последствий для глаз почти никаких. Иначе маг, повинный в появлении болезней глаз сразу у десятков людей, подвергся бы суровому наказанию. А сейчас, в неспокойное время, мог и вовсе лишиться головы.
Даже та щелка, которую девочка позволила себе – не могла удержаться от желания все же увидеть огненную гибель стаи фаербердов, – не спасла в полной мере, на глаза навернулись слезы. Но и сквозь соленую влагу девочка увидела то, что вроде бы видеть была не должна. Пока люди, кто ругаясь, кто восхищаясь мастерством волшебника, протирали глаза, ловкие пальцы мальчишки лет восьми-девяти уверенно освобождали их от кошельков. То ли так и было задумано – хотя казалось невероятным, чтобы опытный маг унизился до организации столь банальной кражи, – то ли мальчишка научился с пользой для себя проводить время на представлениях колдунов. Его руки работали столь быстро, что за ними почти невозможно было уследить. Острая обсидиановая пластинка, зажатая между средним и указательным пальцами, чиркала по кожаному ремешку, кошель падал в подставленную ладонь, а пацан уже несся к следующей жертве, все еще не пришедшей в себя от буйства света и огня.
– А ну стой! – крикнула Альта.
Мальчишка обернулся, понял, что его работа замечена и отнюдь не оценена по достоинству, и метнулся прочь с площади. Быть может, девочке и не следовало бы принимать на себя обязанности служителя закона… но ей почему-то захотелось, чтобы люди, пришедшие на праздник веселиться и радоваться жизни, не почувствовали себя ограбленными. Она вскинула руку, понимая, что в длинном, почти до пят, платье ей никогда не угнаться за проворным воришкой, и с пальцев сорвалось одно из немногих заклинаний, которые Альте все же удалось освоить.
Порыв никогда не почитался магами за боевое заклинание, хотя изначально таковым и являлся. И дело было не в его слабости – опытный маг мог одним порывом сбросить с крепостной стены в двух сотнях шагов от себя с десяток солдат. Просто его было очень трудно нацелить в нужное место – куда выгоднее воспользоваться смерчем, способным при удаче и кусок каменной кладки обрушить.
Сильный порыв Альта создать не смогла… движения воздуха хватило лишь на то, чтобы сбить мальчишку с ног. Вор покатился по земле, теряя срезанные кошельки и вопя благим матом. Обернувшиеся на крик люди тут же поняли, что к чему, и устремились за своим добром.
– А ты молодец, малышка, – добродушно похлопал ее по плечу дюжий мужик с окладистой бородой, местами явно перенесшей следы огня. Видимо, это был либо пекарь, либо кузнец… наверное, кузнец – не бывает у пекарей таких могучих мозолистых рук. Альта помнила кузнеца из приютившего ее села – в отличие от этого добродушного здоровяка тамошний кузнец был нелюдимым, иногда даже злобным. Но руки у него были точно такими же…
– Я? – подняла она глаза на великана.
– Ты, ты… – ухмыльнулся он, и борода его смешно встопорщилась. – Почитай, мне недельную выручку спасла. На вот, держи… заслужила!
С этими словами он сунул ей в ладошку большую серебряную монету.
Кузнец давно ушел на поиски новых приключений (которые, вероятно, к концу дня все же оставят его без той самой недельной выручки), а Альта все еще стояла и смотрела на монету в своей руке.
Каждый маг, вышедший из стен школы, рано или поздно начинает получать плату за свою работу. Но сколько бы ее ни было, пусть даже целый золотой водопад обрушивается на умелого и знающего, все равно в этом водопаде всегда есть самая первая монетка. Самая первая, по-настоящему заработанная… И было бы величайшим грехом потратить этот кругляш с благородным ликом Святителя Орфина на всякие глупости – на медовые соты, на диковинные прозрачные фигурки на палочке, сладкие и липучие, на золотистую сдобу или еще на что-нибудь в том же роде. Первая монета, которую ей удалось заработать магией… Альта довольно улыбнулась и сунула денежку в кармашек на поясе.
Последний взмах тонких, изящных рук, последнее дуновение ветра от колоколом взлетевших юбок. Грациозная танцовщица замерла в летящей позе – менее пластичный человек, наверное, тут же рухнул бы, но она стояла, прекрасная и неподвижная, словно статуя. Мгновение толпа молчала, завороженная колдовством танца, а затем взорвалась аплодисментами. Вновь зазвенели падающие в миску монеты…
Девушка плавно перетекла из полета в глубокий поклон. Не раболепный, в котором слуга склоняется
