Сдерживаясь, чтобы не подбежать, Багор подошел к машине и несильно стукнул в дверцу согнутым пальцем. Стекло плавно поехало вниз, и к нему повернулись внимательные рыла — все пять штук одновременно, словно ими управлял тот же серводвигатель, что поднимал и опускал стекло.
— Никита, — с трудом припомнив кличку и изо всех сил стараясь говорить ровно и спокойно, сказал Багор, — у тебя разрешение на пушку есть?
— А? Да, есть. На газовую, — ответил охранник, даже не подумав убрать автомат.
— А удостоверение сотрудника ФСБ? — сам умиляясь своей ангельской кротости, продолжал спрашивать Багор.
— Н-нет, — промычал совершенно сбитый с толку Никита.
— А ментовские корочки? А членский билет общества охотников и рыболовов? Хоть что-нибудь у тебя есть, мудак?!
Перестав наконец сдерживаться. Багор заорал так, что запершило в горле, а несчастный Никита позеленел и стремительно спрятал автомат под сиденье.
— Нет, — массируя двумя пальцами саднящее горло, сказал Багор, обращаясь уже ко всем, — если кто-то соскучился по баланде, я не против. Делайте что хотите, только не в машине хозяина. Теперь все ясно?
Рыла послушно закивали, как китайские болванчики, и автомобиль наконец выехал из гаража.
— Сучье племя, — проворчал Багор и зашагал наверх, в свою каморку, которую все здесь почему-то повадились называть кабинетом, хотя самому Багру она больше напоминала собачью конуру или, в крайнем случае, сортир в крупнопанельном доме для плебеев.
С трудом протиснувшись между столом и стенкой, он упал в кресло и закурил. Курить не хотелось вовсе, но до возвращения хозяина делать было совершенно нечего. Как пес, подумал он. Как трижды долбаный шелудивый кобель, сижу в конуре и жду хозяина. Хозяин придет и угостит конфеткой.., а может быть, наоборот, дубиной по хребту, это у нас зависит от настроения.., нальет в миску помоев, потреплет по холке, а потом покажет на кого-нибудь пальцем и скажет: фас! Ох, не завидую я тому, на кого он покажет... А себе, спросил он себя, ты завидуешь? Конечно! Здесь такие густые помои, и даже шкурки от сала попадаются, не то что у овчарок в собачьем питомнике...
Телефон на столе коротко звякнул и вдруг залился пронзительной трелью.
— Легок на помине, — непочтительно сказал Багор и взял трубку.
Хозяин был краток: просто спросил, на месте ли Багор, как будто это вызывало у него какие-то сомнения, и сообщил, что сейчас приедет. Еще он сообщил, что у него есть к Багру разговор, и по тону его голоса Багор понял, что никакими конфетками тут, похоже, и не пахнет.
Шаров прибыл в рекордно короткий срок и сразу же вызвал майора Багрянцева к себе. Он так и сказал по внутреннему телефону — майор Багрянцев, и у Багра окончательно испортилось настроение. Сейчас, думал он, торопливо поднимаясь на второй этаж, сейчас он мне вломит. Сейчас завинтит такой фитиль, что глаза на лоб полезут... Только вот с чего бы это вдруг?
Живот у него, что ли, разболелся? Сейчас... Сейчас мы все узнаем...
Хозяин, против обыкновения, не сидел развалясь за своим огромным столом, старомодно обтянутым зеленым сукном, как какой-нибудь трахнутый бильярд, и не стоял у полукруглого, от пола до потолка, окна в позе глубокого раздумья, а поджидал Багра прямо за дверью кабинета, как засевший в тростниках голодный тигр-людоед. Он и прыгнул в точности, как тигр из засады, и Багор, готовый, казалось бы, ко всему, в первый момент даже растерялся: ему показалось, что хозяин хочет вцепиться ему в глотку своими фарфоровыми зубами.
— Ты, — прошипел генерал-полковник Шаров, обильно брызгая слюной, как взбесившийся пес, — ты, недоумок!
Он схватил Багра за отвороты пиджака и с размаху припечатал к стенке. Именно в этот момент майору почудилось, что ему хотят перегрызть горло.
— Виноват, — прохрипел он, пытаясь встать по стойке «смирно», — боюсь, я не совсем понял...
— Он не совсем понял! — повторил генерал-полковник Шаров, оторвал начальника своей охраны от стены и снова с силой припечатал его спиной к темным ореховым панелям. Теперь он уже не шипел, а рычал. — Ты совсем ничего не понял, дерьмец, поганец, сморчок недоделанный! Ты все поймешь, когда тебя возьмут за твою тощую задницу и повесят на солнышко для просушки! А вместе с тобой и меня, быдло ты, петух барачный!
Он с неожиданной в его почтенном возрасте силой отшвырнул Багра в сторону, как грязное полотенце, и, отдуваясь, прошел к столу. С трудом удержавшийся на ногах Багор смотрел, как он усаживается на свое место и ерзает в кресле. Он и сидел-то сегодня не так, как всегда, а так, словно ему в задницу всадили штык-нож. Геморрой? Сроду у него не было никакого геморроя... И потом, не из-за геморроя же он так бесится. Ну все, уселся. Теперь, кажется, все, сейчас начнет говорить...
— Я вами недоволен, майор, — лязгающим голосом сказал хозяин, и Багор понял, что его дела совсем плохи: обращение на «вы» означало у Шарова высшую степень раздражения. Хотя чего там, уныло подумал Багор, и так видно, что старик не в себе... — Я вами категорически недоволен. Имя Рублева Бориса Ивановича вам что-нибудь говорит?
— Рублев? — переспросил Багор. — Нет, впервые слышу...
Догадка вдруг продрала майора до самого нутра, до кишок, словно он хватил полстакана купороса.
— Не может быть, — почти прошептал он. — Тот?
— Тот! — грохнув кулаком по столу, выкрикнул генерал. — Почему вы меня спрашиваете, тот это или не тот?! Я не знаю и знать не хочу ни тех, ни этих! Почему эта сволочь до сих пор жива?! Почему эта сволочь свободно разгуливает по городу с тем самым кейсом, который, по вашим словам, сгорел вместе с этой сволочью?! Почему?! Я вас об этом должен спрашивать или вы меня?!
Багор гордился своим умением падать, как кошка, на четыре лапы, не расшибаясь при этом в лепешку.
С другой стороны, подумал он, молча и с уставной стойкостью выдерживая шквал риторических вопросов, кошка — тоже не эталон. Если кошку выбросить, к примеру, из самолета...
— Итак, — внезапно переходя на холодный, но вполне деловой тон, спросил хозяин, — что вы намерены делать?
Он неторопливо закурил и откинулся на спинку кресла.
Багор заметил, что товарищ генерал вовсе не так взволнован, как могло бы показаться вначале: руки у него не дрожали, и поза снова сделалась прежней, лениво-вальяжной, хозяйской. Он был взбешен, но не напуган. Побесился, сорвал злость и успокоился... Ну не совсем успокоился, конечно, но почти.
— Виноват, товарищ генерал, — по возможности спокойно и ровно сказал Багор. — Из того, что вы мне сейчас сказали, следует, что я плохой начальник охраны.
— Очень плохой, — подтвердил генерал-полковник Шаров, затягиваясь и с любопытством разглядывая Багра сквозь дымовую завесу как некое редкое и довольно неумное животное.
— ..Поэтому я прошу вас понизить меня в должности или вообще уволить — по вашему усмотрению, — продолжал Багор. Это было рискованное заявление: его действительно могли уволить, и не только с занимаемой должности, но и из жизни вообще. Посмотрим, подумал он. Я тебе еще нужен, приятель, так что посмотрим, как ты меня уволишь. — Независимо от того, что вы решите, — снова заговорил он, — я считаю своим долгом по возможности исправить допущенную мной ошибку.
— Как же это ты собираешься ее исправить? — проворчал генерал, снова переходя на «ты».
Ага, подумал Багор, добрый знак. Еще не все потеряно...
— Этот человек умрет, — ответил Багор. — Я считаю его смерть своим личным делом, — совершенно искренне добавил он. — Вот только я не совсем понял, что там с чемоданом...
— О чемодане не беспокойся, — ответил Шаров. — Чемодан находится в руках у моего человека, его сейчас, наверное, уже везут сюда... А этого мерзавца действительно надо убрать. Он слишком шустрый, мне такая резвость не нравится. Прямо как колобок — от бабушки ушел, от дедушки ушел...
— От меня не уйдет, — пообещал Багор. — Я разыщу его сегодня же.
— Не надо его искать, — сказал генерал. Он протянул Багру какую-то карточку. — Возьми, майор. Это адрес твоего приятеля. Сходи к нему в гости, чайку попей... Только я бы на твоем месте был предельно осторожен.
